Несмотря на то что в письме Лили Юрьевна указала номер телефона спецсвязи, закреплённого за её мужем, чего, конечно же, она не имела права делать, в тот же день ей позвонили из ЦК с просьбой немедленно прибыть в Москву на приём к секретарю ЦК ВКП(б) и председателю Рабоче-крестьянкой инспекции (Рабкрин) Н. И. Ежову.
Во многом обстоятельства, изложенные Лили Юрьевной в обращении к И. В. Сталину, действительно имели место: Владимира Маяковского издавали крайне неохотно, теперь даже чтение его стихов со сцены не поощрялось, а столичные театры незаметно вывели из репертуара все его пьесы, несмотря на всю их внешнюю революционность.
На основных сценах страны шли другие премьеры: в МХАТ — пьеса Н. Вирты «Земля», в театре Революции Н. Погодина «После бала» — пьеса о колхозной деревне, в Камерном театре А. Таирова — «Оптимистическая трагедия», а в театре Вс. Мейерхольда — «Последний решительный» Вс. Вишневского.
В 1935 году по распоряжению наркома просвещения А. С. Бубнова — бывшего начальника Политуправления РВС и РККА СССР — из учебников литературы изъяты поэмы «Хорошо!» и «Владимир Ильич Ленин», а собрание сочинений В. В. Маяковского, и так выходившее мизерным тиражом, подверглось беспощадной цензуре.
Обычно скупой на слова «отец народов» неожиданно написал на письме «жены Маяковского» развёрнутое поручение красным карандашом:
Согласитесь, что такая позиция Секретаря ЦК в отношении самоубийства Маяковского и решения вопроса о его литературном наследии принципиально отличалась от реакции императора Николая I на известие о смерти другого русского гения — Михаила Лермонтова: как минимум уважения к таланту усопшего поэта у большевика Сталина было существенно больше. Ну а как же иначе? Как писал в 1911 году, ссылаясь на княгиню Марию Воронцову, П. Н. Бартенев: «Государь по окончании литургии, войдя во внутренние покои дворца кушать чай со своими, громко сказал: „Получено известие, что Лермонтов убит на поединке, — собаке — собачья смерть!“ Сидевшая за чаем великая княгиня Мария Павловна Веймарская, эта жемчужина семьи
К сожалению, обострение «антикоррупционной повестки» в 1937–1938 годах не позволило завершить ранее спланированную в высших партийных эшелонах дискуссию о роли и месте В. В. Маяковского на высокой позитивной ноте. Через 10 лет после описываемых событий, в 1948 году, письма в ЦК ВКП(б) кардиолога Лечебно-санитарного управления Кремля Лидии Тимащук относительно неправильного диагноза председателя Совета Союза Верховного Совета СССР А. А. Жданова, который и привёл к его смерти, оказалось достаточно для массовых репрессий по «делу врачей». К счастью для всех участников дела, в 1935 году всё ещё было не так кроваво, слово «преступление» в резолюции Сталина совсем не означало повальных арестов виновных в забвении светлой памяти
После полуторачасовой беседы с подчёркнуто вежливым Николаем Ежовым, который сразу же предложил наметить конкретный план действий, Лили Брик повстречалась с Б. М. Талем — заведующим отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) — и Л. З. Мехлисом — главным редактором газеты «Правда».
Несмотря на то что Льву Мехлису Маяковский тоже особо не нравился, редакционная статья в «Правде» практически повторяет письмо, только уже в директивном варианте: партия требует и строго указывает тем, кто до сих пор не понял…