Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Сапфир мой темнее, чем Женин, даже чуть темнее, чем мой, — он гранёный и такого размера (в письме Л. Ю. нарисовала размер камня в его натуральную величину. — Авт.). Третьего дня полтора часа просидела в кафе с Фадеевым. Передала ему и предложения наши, и примечания к ним; энтузиазма, а насчёт урны даже удивился такому предложению. Сказал, что созовёт специальное совещание президиума и выделит специальную комиссию на предмет X годовщины. Вполне согласен он только с тем, что Володей бьют по головам молодых поэтов и что это неправильно… Разговаривать было настолько скучно, что я даже не огорчилась. Просто — как будто и не разговаривала. Я только рада, что окончательно поняла отношение к Володе. Ты, как всегда, оказался прав…» [1. 47]

После нескольких встреч с Брик (а в её пробивных способностях можно было не сомневаться) взятый практически штурмом Александр Фадеев выносит новый план юбилейных мероприятий на президиум СПП, и в юбилейный год издаются сотни тысяч книг Маяковского, о нём снимается фильм, открывается музей в грузинском Багдати.

Торжественный вечер, посвящённый памятной дате, проводится на главной сцене страны в Большом театре СССР, и наконец-то было принято правительственное постановление о перезахоронении урны с прахом поэта на Новодевичьем кладбище. По этому поводу Л. Ю. Брик вынуждена была снова написать И. В. Сталину, ответа опять не получила, хотя соответствующее поручение ответственным товарищам всё-таки было дано.

В апреле 1940 года закладывается памятник Владимиру Маяковскому на площади его же имени в Москве. Однако монумент работы скульптора А. П. Кибальчикова и Д. Н. Чечулина — главного архитектора Москвы — по вполне понятным причинам открыли только в 1958 году, а уже через пару лет это место станет знаковым для поэтов-«шестидесятников»:

Мне бы
памятник при жизни
полагается по чину.
Заложил бы
динамиту
— ну-ка, дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!

(Маяковский В. В. Юбилейное)

В 1941 году Л. Ю. Брик исполнилось 50 лет. Её жизнь в период Великой Отечественной войны не была отмечена ни героическим поведением, ни самоотверженной работой в ГИЗ, ТАСС или какой-то другой профильной организации, где она могла бы принести пользу в качестве издателя, переводчика или литературного редактора. Пожалуй, самым заметным событием в её жизни в тот период оказалось Постановление ЦК ВКП(б) «О работе Молотовского областного издательства».

Буквально через месяц после начала войны Лили Юрьевна вместе со своим мужем Василием Катаняном в кооперации с Осипом Бриком и его женой Евгенией Соколовой выехали в эвакуацию в город Молотов (Пермь). Необходимые документы были им выданы в Союзе писателей СССР. От предложения поселиться в Свердловске Лили Юрьевна благоразумно отказалась, опасаясь того факта, что она там относительно недавно проживала с изобличённым «врагом народа», немецким шпионом комкором Виталием Примаковым.

Известных московских литераторов гостеприимно приютил руководитель Молотовского отделения СП Александр Спешилов: помог с жильём, прикреплением к столовой, обеспечил работой в газете «Звезда» в качестве внештатных корреспондентов.

По его же инициативе в областном ГИЗ издаются либретто оперы «Иван Грозный», написанной Осипом Мееровичем для Большого театра, книжка Л. Брик «Щен», в газете «Прикамье» вышел фельетон Василия Катаняна «Маяковский о Муссолини», подготовленный им же сборник стихов В. Маяковского «Лозунги-рифмы», другие их статьи и стихи.

Имя Владимира Маяковского позволяет им как-то зарабатывать и здесь: много времени было уделено чтению лекций, встречам с читателями, творческим вечерам и пр., особенно в начале февраля 1942 года, когда областная общественность решила с размахом отметить 12-ю годовщину гибели поэта.

Относительно комфортное пребывание в далёкой провинции по сравнению со страной, героически сражающейся с врагом, для московских гостей закончилось в декабре 1942 года, когда по ходатайству ГИЗ ими было получено разрешение вернуться в Москву.