Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Только в постперестроечном 1988 году И. Зильберштейн получил согласие ЦК КПСС на переиздание вышедшего тома и издание нового, в частности были заново собраны воспоминания, добавлена переписка В. В. Маяковского с Т. Яковлевой, которая в своё время была изъята сотрудниками ОГПУ, но и в этот раз ничего не получилось. В 1993 году, накануне 100-летия В. В. Маяковского, учёные ИМЛИ РАН В. В. Терехина и Р. В. Дуганов попытались подготовить книгу к публикации, но совершенно очевидно, что время для этого было выбрано учёными крайне неудачно — обстановка шальных 90-х никак не способствовала фундаментальным научным публикациям, посвящённым творчеству бывших, хоть и великих советских кумиров.

Конечно, довольно сложно давать оценку всем этим событиям, больше напоминающим мелкую возню вокруг великого имени, с позиций сегодняшнего дня. Не думаю, что кто-то вообще вправе делать какие-либо однозначные выводы относительно роли и места Лили Юрьевны Брик в жизни и творчестве Маяковского.

Я довольно много общался в Киеве со Светланой Ивановной Щербатюк — вдовой блистательного советского кинорежиссёра Сергея Параджанова, удивительно тонкой, доброй и интеллигентной женщиной — и долгое время был знаком с гениальной Майей Михайловной Плисецкой. Обе эти изумительные и очень избирательные в своих оценках дамы на удивление высоко оценивали Лили Юрьевну, были ей искренне благодарны за оказанную в своё время поддержку, помощь и незабываемое общение.

Как известно, решительность и храбрость Л. Брик сыграли определяющую роль в судьбе Сергея Иосифовича Параджанова. Лили Юрьевна сначала добилась ослабления режима его содержания в колонии, а затем и его освобождения. Для этого ей пришлось в очередной раз обратиться к Луи Арагону[175] — тот попросил лично вмешаться в ситуацию Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева. Совсем скоро режиссёр оказался на свободе… А Майю Михайловну Лили Юрьевна познакомила у себя дома со студентом консерватории и в будущем великим композитором Родионом Щедриным, который вскоре стал её мужем.

11 ноября 2021 года, в день 130-летия Лили Юрьевны, Родион Константинович Щедрин дал небольшое, но очень личное интервью «Российской газете», в котором рассказал о том, что «люди, которые в моей жизни оказали на меня огромнейшее влияние, — мой отец, мой друг Андрей Вознесенский и Лиля Брик. И это правда. Чем дальше уходит время, тем я всё чаще думаю: в моей судьбе её салон сыграл большую роль — во-первых, потому что там я встретился с Майей…» (цит. по И. Вирабов. Российская газета. 11.11.2021. № 256).

С. И. Параджанов и С. И. Щербатюк в киевской квартире.

Фото из семейного архива С. И. Щербатюк

Л. Брик шёл уже 87-й год, когда 12 мая 1978 года в своей городской квартире на Кутузовском проспекте она упала и сломала шейку бедра. Большой боли травма не доставляла, но постельный режим до конца жизни ей был точно гарантирован. Дача в Переделкино, которую она и Василий Катанян делили со вдовой писателя Всеволода Иванова, куда её и перевезли в начале июня, теперь становилась для Лили Юрьевны единственным местом постоянного пребывания, и это несмотря на немедленную борьбу с вынужденной неподвижностью. Над её кроватью была установлена металлическая трапеция — так она тренировала руки, надувала воздушные шарики, заставляя работать лёгкие, но возможности вернуться к прежнему относительно активному образу жизни у неё уже не было.

Без привычной элегантности ей пришлось принимать у себя издателя Карло Бенедетти, который привёз в Переделкино только что изданную им в Италии книгу «Лиля Брик и Маяковский», но тем не менее из Парижа был срочно вызван трогательно влюблённый в Лили Юрьевну в её последние годы тридцатилетний художник и романист Франсуа-Мари Банье для не менее трогательного прощания.

К своему уходу Лили Брик, в точном соответствии с традициями Серебряного века, готовилась заранее: «Я умереть не боюсь, у меня кое-что припасено. Я боюсь только, вдруг случится инсульт и я не сумею воспользоваться этим „кое-чем“». 4 августа 1978 года, воспользовавшись отсутствием Василия Абгаровича, она приняла большую дозу сильного снотворного — нимбутала. В школьной тетрадке, лежавшей рядом с кроватью, успела написать:

«В моей смерти прошу никого не винить.

Васик!

Я боготворю тебя.

Прости меня.

Все друзья, простите…

Лиля».

На смертном одре Лиля Юрьевна была одета в белое домотканое платье с украинской белой гладью, вышитой по вороту и рукавам, которое ей когда-то подарил Сергей Параджанов. Он же положил ей на грудь ветку рябины, смотревшуюся необычайно элегантно.