Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Но в итоге все трое были признаны виновными — доказательства, собранные следствием, были очевидными. Трифонов приговорён к каторжным работам сроком на шесть лет, а несовершеннолетние Иванов (ему 16 лет) и Маяковский — «к отдаче родителям на исправление». Принимая во внимание, что Владимир Маяковский — рецидивист, постановленный в отношении него приговор незаконен, так как не соответствовал фактическим обстоятельствам дела. Об этом судьям Московской судебной палате сообщил прокурор.

В зал суда, помимо официальных должностных лиц, допущены только два брата Иванова и сестра Маяковского Людмила, так как заседание проходило при закрытых дверях. Владимир настоял на том, чтобы его мать не присутствовала в суде.

Летом 1908 года, находясь под полицейским надзором, Маяковский решил временно не возобновлять деятельности в Лефортовском районе, так как любая неосторожность на встречах с партийными товарищами грозила для них провалом, тем более что расследование уголовного дела, связанного с большевистской типографией, которое ведёт следователь Руднев, официально не завершено.

Однако уже в конце июня охранка арестовала значительную часть членов Московского комитета РСДРП. Маяковский знал об этом. Наблюдение за ним стало постоянным сразу же после того, как была зафиксирована его встреча с находившимся под полицейским надзором С. С. Трофимовым. В дневниках наружного наблюдения также была отмечена активность Маяковского (он проходил там как Кленовый, затем — Высокий), которая подтверждала его стремление установить нелегальные контакты для продолжения подпольной деятельности. О связях семьи Маяковских с революционерами догадывались даже хозяева дачи на Новом шоссе, часть которой они арендовали. Семейство Битрих явно недолюбливало семью Маяковских, за глаза называли их «революционной бандой» и в конечном итоге донесли на них в жандармское отделение. В результате полицейский отряд, в надежде «накрыть» тайное собрание революционеров, оцепил дачный дом, поле чего была произведена проверка документов всех в нём живущих. Как мы понимаем — безрезультатно. Хотя слежка за Высоким велась достаточно тщательно, юноша, соблюдая конспирацию, довольно умело заметал следы и, несмотря на сложности, продолжал нелегальную работу.

Филёры донесли, что в числе контактов Маяковского появились члены боевой ячейки экспроприаторов — грабителей, отвечавших за пополнение партийной кассы. 18 января 1909 года в 11 часов утра, на выходе из дома, он был снова арестован. В протоколе околоточного надзирателя говорилось о задержании «неизвестного мужчины, назвавшегося Владимиром Владимировичем Маяковским, 15 лет, но на вид ему около 21 года». При обыске найдены «две записных книжки, одно письмо, одна фотографическая карточка, билет за № 51, два куска старой газеты, перочинный нож, резинка для стирания карандаша».

По совпадению, в тот же день в Петербурге завершился резонансный процесс по делу бывшего директора департамента полиции А. А. Лопухина, выступавшего последовательным оппонентом «зубатовской» системы провокаций. В 1904 году составленное Алексеем Александровичем «Временное положение об охранных отделениях» запрещало его начальникам использовать секретных агентов для организации государственных преступлений (!). Наивный либерал, он был искренне убеждён, что с революцией надо бороться с помощью законодательных реформ, а не только мерами полицейского принуждения. Свои доводы чиновник изложил в аналитической записке, которую подал на Высочайшее имя. Но 28 июля 1904 года в центре столицы, в районе Варшавского вокзала эсером-бомбистом Егором Сазоновым взорвана карета министра внутренних дел В. К. Плеве (тот направлялся на доклад в Зимний дворец и был убит), а 9 января 1905 года в столице произошли известные события: гвардейские части применили оружие против манифестантов, 4 февраля в своей карете взорван московский генерал-губернатор Великий князь Сергей Александрович — непримиримый и последовательный враг революционеров. В роли бомбиста выступал эсер Иван Каляев.

Боевой совет партии СР приговорил Великого князя Сергея Александровича и Санкт-Петербургского генерал-губернатора Д. Ф. Трепова к смерти, считая их виновными в «Кровавом воскресенье»; о смертном приговоре высокопоставленным чиновникам революционеры заблаговременно сообщили в своих прокламациях.