Жизнь за жизнь

Майор Соловьев, старший лейтенант Рыбаков и старший сержант Ларионов поднимались наверх в одной клети. В той самой, в которой опускался на нижний горизонт тот человек, который доставлял в шахту обед для поисковиков. При этом они поддерживали за плечи подполковника Соколовского, наконец-то пришедшего в себя и сидящего на полу кабинки.

– Я только повар и больше никто, – несколько минут назад заявил человек, который опустился к Василькову. – Я ничего плохого не делал и ни в чем не виноват.

– А пистолет у тебя тогда для чего? – спросил Ларионов, вытаскивая из поясной кобуры повара точно такой же ствол, какой был и у Василькова.

– На всякий случай. Вдруг что-то не так пойдет. Владимирский приказал! Он сам мне его и привесил вместе с кобурой, а я даже ни разу в руки не брал.

– Это сменщик Васи, – сказал киргиз-поисковик. – Такой же надсмотрщик. Тоже злой как собака. Чуть что не по его, сразу за пистолет хватается.

– Я только поваром нанимался, – настаивал на своем надсмотрщик. – Мне и платили только за это. Ни копейки больше.

– Ладно. Поехали, – заявил командир взвода. – Пусть с ним сами рабы разбираются, – добавил он и передал пистолет фальшивого повара киргизу.

Тот повертел оружие в руке, потом легко передернул затвор, вытащил обойму и проверил наличие патронов.

Клеть была закреплена ненадежно и теперь использовалась довольно редко. В лучшие времена, наверное, людей в нее набивалось до предела, как килек в консервную банку. Сейчас больше четырех человек загрузить в эту коробку было нельзя по причине ее очевидной ветхости. Наверху сохранился ворот наподобие колодезного, который когда-то вертелся с помощью человеческих рук. Теперь использовалась электрическая лебедка, питание которой осуществлялось от дизельного генератора, установленного в ветхом здании, кое-как закрывающем шахту от ветра, дождей и снега.

Наверху их уже ждали командир бригады спецназа полковник Костахвостов и командир батальона подполковник Лысяков с двумя ментовскими подполковниками и полковником юстиции. Майор Соловьев по разговору понял, что это был прокурор района.

Старший лейтенант сразу начал докладывать комбригу о сути происшествия и о своем вынужденном выходе из укрытия.

– А взвод твой где? – поинтересовался Алексей Федорович, перебивая доклад.

Комбриг на это вмешательство никакого внимания не обратил.

– В разных шахтах. По группам распределены. Рабов поддерживают, – ответил командир взвода.

– Как вы сами туда спускались?

– Начали с альпинистских веревок. Использовали зажимы для рук. Потом я нашел бывшего младшего сержанта Сумарокова, поговорил с ним. Леха легко пошел на сотрудничество. Я для него авторитет, не хуже уголовного. Он нам и подсказал, что к чему, знал, где кто из бандитов в настоящий момент находится, и помогал нам спуститься по свободным шахтам. Большинство рабов уже освобождено. А вот и добыча поисковиков. – Старший лейтенант передал комбату холщевый мешочек, но не тот, который получил от киргиза.

Этот был наполнен камушками почти наполовину и солидно, даже как-то увесисто побрякивал.

Подполковник сразу, даже не заглянув в него, передал мешочек прокурору района. Тот вместе с ментами стал рассматривать мелкие камушки, которые сразу вытащил из мешочка. Пальцы у прокурора подрагивали так, словно он кур воровал.

– Да здесь ведь целое состояние, – отметил один из ментовских подполковников.

Рыбаков принял из рук солдата, только что подошедшего к нему, переговорное устройство и нажал кнопку вызова.

– Сумкин, поднимайся вместе с пленными, то есть с задержанными. Мой велосипед не забудь взять, – распорядился он.

– Велосипед? – спросил майор Соловьев.

– Пешком между шахтными стволами все ноги сбить можно, и все равно никуда не успеешь, – сказал командир взвода. – Так я домой сбегал, старенький велосипед сам у себя из сарая украл. Жалко его бросать внизу. Сгниет он там, под землей.

– Понял, товарищ старший лейтенант. Сейчас за ним сбегаю, – отозвался Сумкин.

– У тебя монокуляра нет, но это не беда. Смело пользуйся тактическим фонарем. Теперь можно. Подниматься будешь, невольников с собой захвати. Объясни им, что теперь они свободны. Почувствуй себя настоящим фракийским гладиатором Спартаком, который рабов освобождал. Гони! – проговорил старший лейтенант.

– Понял. Гоню.

А Соловьев опять задумался. Наличие велосипеда, тем более старого, было еще одной косвенной уликой против старшего лейтенанта Рыбакова. Майор знал, что такое совокупность косвенных улик, слышал об этом от офицеров своего управления.

Но ему было известно и то, что для суда этого обычно бывает мало. Нужна еще хотя бы одна прямая улика. Пусть даже это будет опознание Рыбакова тем же самым уголовником, однофамильцем руководителя областного следственного управления, хотя словам данного типа верить можно только с большой натяжкой. Никто не знает, для чего ему может понадобиться ложь.