Жизнь забугорная

В новой умопомрачительной куртке из мягонькой лаечки (что значит любовника толкового завести!), чертыхая погоду, в кухню ввалилась заснеженная Ёлка. Вообще-то по паспорту она была Иолантой, но после того, как пятилетняя дочурка одной приятельницы назвала её тётей Ёлой, иначе огненноволосую красавицу уже и не называли. Не менее охотно Ёлка откликалась и на прозвище Философиня (для особо приближённых – просто Филя), которым её звали куда чаще, чем по имени. Во-первых, в славном боевом прошлом Иоланта была кандидатом философских наук (по-немецки – доктором). А во-вторых, оперировала таким количеством философских изречений, что было бы странным, если б её звали маникюршей. Впрочем, в этой абсурдной эмигрантской жизни Философиня трудилась именно «выездным ногтевым специалистом». Разумеется, нелегально. Легально Ёлка сидела на социале и симулировала поиск работы, рассылая резюме и акцентируя при этом внимание на своей докторской степени, трёх изданных в Питере философских брошюрах, гордо именуемых ею монографиями, и совершенно слабом знании немецкого. В графе «иностранные языки» Филя «наивно» указывала: «немецкий (со словарём)». Учитывая сей факт, её сорокалетний возраст и пугающую хозяев отелей, магазинов, парикмахерских, прачечных и пекарен докторскую степень, Иоланте исправно отказывали везде. После традиционного «мне очень жаль» обычно следовало: «Вы являетесь слишком переобразованной для данной работы». Все отказы она аккуратно подшивала и относила своему куратору, сетуя на несправедливое отношение Германии к иностранцам. И пока социальное ведомство добросовестно оплачивало её уютную двухкомнатную квартиру и выдавало талоны на зимнюю и летнюю одежду, Ёлка заколачивала в месяц тысячи полторы-две – «пилю копыта, разглаживаю рыльняк», разъезжая на машине, оформленной на имя какого-нибудь дежурного воздыхателя. На сегодняшний день эту роль вдохновенно исполнял Джованни, на удивление быстро сменивший статус «баллотирующийся в койку» на «без пяти минут сожитель».

Ещё несколько лет назад Ёлка была замужем. Прибыла она в Германию как член семьи контингентного беженца – её бывший супруг был наполовину евреем. На этом, по словам Ёлки, его достоинства заканчивались: пассивный пятидесятилетний интеллигент с внешностью профессора консерватории, он всё время брюзжал, ныл и жаловался на жизнь, погоду, соседей и немецкие власти, не предлагающие ему, учёному-астроному, ничего путного на рынке труда. Будучи неукротимым энергетическим вампиром, сей учёный муж ежедневно отравлял настроение оптимистке Ёлке и забегавшей к родителям в гости дочери-студентке, проживавшей с бойфрендом-испанцем, которого он иначе как «цыганская морда» не называл. Наконец Ёлка не выдержала и ушла от своего паникёра, регулярно пугавшего единоверцев грядущими «хрустальными ночами». Замуж Филя больше не стремилась – «если хочешь немного молока, зачем покупать целую корову?», твёрдо решив остановиться на варианте «приходящий любовник». Желающих получить статус «сожитель» было более чем достаточно, но, пройдя жёсткий кастинг, ни один из них так и не вышел в финал. «Годятся только в качестве гормонального средства, – сообщила она подругам итоги первого тура. – Немцы прагматичны, скупы и скучны. Турецко-арабская братия – экзальтированна и болезненно ревнива. Наши – нищи, пошлы и невоспитанны. Надо бы пошерстить итальянцев». Каково же было удивление подруг, когда спустя пару недель после знакомства Ёлки с Джованни Филя объявила: «Этот годится. Повезло тебе, Танюха. Теперь я – твоя хозяйка. С завтрашнего дня расширяю штаты. Машка, ты принята на базис».

– Верно, бабоньки, за мужским полом надо ухаживать, как за паркетным, – кивнула гостья на разделочную доску, плотно утрамбованную свежеслепленными пельменями. – Путь к сердцу мужчины лежит, как известно, через…

– …койку, – хмуро продолжила Мария.

– Умница, девочка! – погладила её по голове Ёлка. – Теперь, наконец, правильно. По какому поводу свистали меня наверх?

– У нас Кук загулял, – невесело доложила Татьяна.

– И кто же на это добро позарился? Пенсионерка, нуждающаяся в кислородной реанимации?

– Представь себе, брюнетка длинноногая, Ленкина ровесница, – всхлипнула Мария.

– Местная или наша? – полюбопытствовала Филя, стягивая с себя завидную шкурку.

– Можно подумать, что есть разница… – протянула Татьяна флегматично.