Жизнь зовет. Честное комсомольское

В воображении Павла это было несовместимо с должностью следователя. И ее добрые глаза, в которых он читал сочувствие к себе, не вязались с тем, как она мучила Павла своими вопросами и подозрениями. Павел почувствовал, что окончательно запутался во всем. Какой-то тоскливый, неясный туман окутал всю жизнь.

— Вот черт! Ничего не выходит! — с сердцем сказала женщина и вдруг обратилась к Павлу: — Слушай, Павел, а ты в математике силен? Впрочем, я знаю, что по математике у тебя только пятерки. А ну, помоги мне!

Павел покорно встал.

— Нет, это не приказ следователя, — чуть улыбнулась женщина. — Если хочешь, то помоги.

— Пожалуйста! — сказал Павел.

Он подошел к столу, подвинул к себе бумажку с условием задачи.

В этот момент с него слетела та скованность, которая охватывала его в кабинете следователя. Он даже вздохнул глубоко и громко.

— Так это очень легкая задача, — сказал Павел. И объяснил, как ее решать.

— Ну спасибо! — обрадовалась женщина и, торопливо схватив трубку телефона, назвала номер. — Ну как, Рита, решила?.. И я решила… То есть не совсем я… Ну… ну?.. Так и у меня… то есть у нас. Так. Молодец!.. С кем я решала? С одним мальчиком… Что? Почему он здесь? Да как тебе сказать… Он хороший, честный мальчик, но у него по неосторожности случилось большое несчастье, — твердо сказала в трубку женщина.

И Павел почувствовал, что сказала она это больше ему, чем дочери. Она повесила трубку, несколько секунд постояла у стола и снова села на диван рядом с Павлом.

Чутьем матери, опытом следователя по делам несовершеннолетних она сразу же почувствовала невиновность Павла, но только в этот день наконец ей удалось выяснить все необходимые факты для передачи дела в суд.

3

И суд начался.

Может быть, со стороны суд над Павлом Огневым выглядел странно: в огромном, пустом зале — только мать подсудимого.

За столом сидят три женщины: судья и народные заседатели. По бокам, за столиками, еще двое: справа — прокурор, слева — защитник.

Все говорят негромко, будто не суд, а педагогический совет обсуждает проступок ученика, за которого и болеют и отвечают собравшиеся.

Судья, худощавая седая женщина в черном костюме с усталыми глазами, спрашивает Павла, признает ли он свою вину. Павел встает и, не поднимая головы, тихо говорит:

— Да, признаю.

Судья просит его рассказать, что произошло на острове.

Он повторяет все то же, что говорил у следователя. Здесь, в суде, перед ним с удивительной отчетливостью встает бледное лицо Тышки, его изумленный взгляд.

Приподняв голову, приоткрыв рот, Павел замолкает. На лице его — неподдельная скорбь. Он глядит поверх головы судьи.

Несколько секунд его никто не беспокоит. В зале мертвая тишина.

— Садитесь.

Павел садится, низко опустив голову, из глаз его неудержимо льются слезы, вздрагивают плечи…

Лицо судьи не выражает ни сочувствия, ни порицания. Зато народные заседатели, полные блондинки средних лет, похожие чем-то друг на друга, не скрывают жалости к подсудимому. Одна из них с состраданием смотрит на мальчика, другая смахивает с румяной щеки слезу.

Суд вызывает «свидетеля» — мать убитого.

Павел собирает всю свою силу воли, поворачивается и смотрит на ее измученное лицо. Она стала седой. Глубокая жалость, страшная вина перед нею заслоняют в его сердце все другие мысли и чувства. Нет, он не смеет обижаться на то, что она, любившая его, как сына, теперь не хочет видеться с ним. Она еще милостива к нему.

Павел почти не слышит, что говорит Тышкина мать, и вздрагивает, когда слово предоставляют прокурору.

Поднимается высокая женщина с горячими глазами южанки, с черной косой, небрежно заколотой на затылке, с выразительными бархатными бровями, которые, как бабочки, порхают и вздрагивают, пока она говорит.

«Что это она говорит? — с изумлением прислушивается Павел. — Она же не обвиняет меня! Или я ослышался…»

Но в зале явственно звучат слова обвинителя:

— Преступление совершено без умысла — нечаянно. Квалифицировано правильно — убийство по неосторожности…

Но дальше у него холодеют руки от ее слов:

— В соответствии со статьей сто тридцать девятой, я прошу суд применить к подсудимому наказание — три года лишения свободы.

Павел слышит, как в тишине зала плачет его мать…

Судья предоставляет слово защитнику. Подвижной, еще совсем молодой мужчина, в очках с четырехугольными стеклами, выходит из-за стола. Сильно жестикулируя, он говорит о том, какие хорошие характеристики дали Павлу школа, товарищи и знакомые. Он пытается обрисовать крепкую дружбу Павла и Тышки. Останавливается на характере Павла, и тот в нарисованном портрете с изумлением узнает себя. Но слова защитника ему неприятны.

«Разве можно обо мне — преступнике — говорить теперь так?!» И все, что говорит защитник, ему кажется неуместным.