Помощник посмотрел на свои часы, давая понять, что его время истекло и пора уходить. Однако, гордясь своим мужеством, он, улыбаясь, пояснил:
- Машина одета в какие-то трубки. То есть, она весьма похожа на какой-то шар из веревок.
- Веревок?
- Словом, я не совсем понимаю эти аппараты,- смущаясь, признался он.
Другими словами, это означало, что он сам просит ее объяснить, в чем дело.
Но Уошен ничего не объяснила. Глядя на своего помощника - одного из самых преданных и способных капитанов нового поколения, что было им уже не единожды доказано,- она пожала плечами, перевела дыхание и солгала:
- Я тоже ничего не понимаю. - И затем, словно в раздумье, добавила: - Упоминалось ли мое имя каким-нибудь образом? Ну, пока вы переговаривались с Миоцен?
- Да, мадам. Она хотела, чтобы я передал вам ее просьбу остаться здесь и ждать.
Уошен снова перевела дыхание и снова промолчала.
- Итак, я оставляю вас здесь, - прошептал он.
- Да, исполняйте, что вам приказано, - посоветовала Уошен. - Уходите прямо сейчас. Если она обнаружит вас здесь, то, ручаюсь, самолично сбросит вас в шахту лифта.
Глава двадцать третья
Веками Доблестный отрабатывал право на свою жизнь своим талантом и своей горячей страстью к работе. И в любых обстоятельствах, он всегда действовал с такой же искренностью, как и любой прирожденный Преданный. И все же даже сейчас - и особенно сейчас! - Миоцен так и не могла полностью довериться этому маленькому человечку.
- Оно может и не заработать, - честно предупредил он ее.
- Заработает, - отрезала она и поглядела на закрытую опечатанную дверь за его плечами. - Судя по твоим моделям, успех обеспечен на девяносто процентов. А мы оба знаем, как тяжело дались тебе твои модели.
У скальпа Бродяги были каштановые волосы. Конский хвост и имплантированные драгоценные камни придавали ему вид настоящего Преданного; серьезные серые глаза требовали доверия.
- Слишком рано, - настойчиво и зло повторил он. Она не ответила. - Еще два года, и я смогу убрать риск неудачи вообще…
- Один или два процента, - фыркнула Миоцен и прямо посмотрела в преданные глаза, удивляясь, почему продолжает не верить им. Было ли это пустое подозрение или тайный знак? Но, как бы то ни было, больше всего ей хотелось отправить его обратно домой.
- Миоцен.
Он произнес ее имя нежно, с надеждой. Преданность растворилась в каких-то еще более глубинных чувствах, и когда голос замолк, смуглая крошечная ручка легла на ее правую грудь.
Это был жест Бродяги, словно и не прошло столько веков.
- Нет, - отказала она непонятно кому, себе или ему. И снова:
- Миоцен.
Вице-премьер убрала его руку, загнув два пальца так, что на лице у него появилась гримаса боли.
- То небольшое землетрясение только помогло соединению, - напомнила она. - Почти на полметра, как ты говорил. Но следующее может напрочь лишить нас этого преимущества.
- Да, я говорил. Я помню.
- А, кроме того, если мы станем откладывать, то, скорее всего, потеряем и преимущество неожиданности, - прошептала она.
- Но сохраняли же мы эту работу в тайне до сих пор. - Иногда под давлением обстоятельств Доблестный выглядел точной копией своего отца. То есть Тилла. Узкое лицо переполняли эмоции, не позволявшие предугадать, какая из них вырвется первой. - И что сейчас может помешать нам?
Дай мне еще день, я перепроверю все выкладки, откалибрую систему наведения и обе запасные…
- Но это целый день. Целый день.
Ему ничего не оставалось, как вздохнуть, встряхнуть неутоленными руками и сдаться. И при этом он тут же потерял всякое сходство с Тиллом.
- Разве ты не веришь в судьбу? - вдруг спросила она. - Ведь ты же все-таки Бродяга.
- Сейчас я не Бродяга,- пробурчал он оскорбленно, - и вряд ли был им вообще.
- Судьба, - повторила Миоцен. - Этим утром я проснулась, зная, что это
Доблестный беспомощно кивнул.
Будучи страстным любовником, он вновь сделал попытку добраться до соблазнительной Выпуклости ее груди, но Миоцен перехватила его руку, опустила вниз и, сжимая пальцы, посмотрела прямо в теплые и нежные серо-стальные глаза.
Она восстановила его из сохранившихся остатков мозга, никогда не позволяя забывать, по чьей милости он продолжает свое существование. Но даже после столетий близости и жизни в ее частном доме, окруженный роскошью и всеми исследовательскими игрушками, которые только мог предоставить Медулла оссиум - не говоря уже о ее собственном теле, - маленький человечек продолжал удивлять ее. И поэтому она могла верить ему лишь на слово. Она так и не узнала его окончательно, а теперь, в такой момент, рисковать было невозможно.
- Дорогой, - нежно протянула она.