Жизненный путь Христиана Раковского

Он приходил к выводу, что положение Франции в Европе существенно меняется в связи с провалом «рурской авантюры» – оккупацией Рурской области Германии с целью заставить ее своевременно платить репарации. Раковский полагал, что положение стоявшего у власти Национального блока пошатнулось, что возможен досрочный уход в отставку президента А. Мильерана, что «одним из вопросов, который должен вызвать его отставку, если он будет продолжать упорствовать, явится вопрос о признании России».[678]

Раковскому приходилось уточнять и оттачивать аргументацию в пользу сближения с Францией. Он сам вырабатывал некоторые новые моменты и чутко прислушивался к мнению коллег, особенно Чичерина. Он писал Чичерину 8 февраля 1924 г.: «Я вполне разделяю Вашу точку зрения, что мы с нашими многообразными и сложными вопросами и с нашей сложной структурой не можем, конечно, ставить ставку на одно государство. Мы должны восстановить наши отношения со всеми государствами, и когда я, не без известного успеха, в своих переговорах здесь использовал антифранцузский аргумент, говоря, что принципиальное признание долгов будет в интересах не Англии, а Франции и что оно повлечет за собой автоматическое восстановление франко-русского союза, что такая политика была объяснима, когда Франция шла вместе с Англией, но она потеряла всякое значение с момента занятия Рура и т. д., – я в то же самое время прибавлял: конечно, мы и с Францией желаем восстановить наши отношения».[679]

В январе 1924 г. западноевропейскую прессу облетел слух, что предстоят официальные переговоры между Францией и СССР и вести их будет Раковский.[680] Непосредственно этот слух не подтвердился, но само упоминание имени советского полпреда в Лондоне в данной связи было симптоматичным.

Х. Г. Раковский охотно знакомился с ответственными французскими государственными деятелями и, как правило, производил на них благоприятное впечатление. Жозеф Поль-Бонкур, видный дипломат, неоднократно занимавший министерские посты, в том числе министра иностранных дел, встречавшийся с Раковским в 1925 г., через много лет писал: «Я не знаю, столь ли музыкален Раковский, как он эрудирован и образован; этот советской посол, который, как говорят, терроризировал Украину, демонстрирует большую культуру, что делает его одним из самых приятных собеседников, которых я когда-либо встречал в кругах дипломатов, начиная с французских, где в них никогда не было недостатка».[681]

В контактах с ответственными деятелями Франции Раковский пользовался посредничеством некоего француза, который был вхож в различные круги и выполнял всевозможные деликатные поручения, являлся своего рода агентом влияния. Даже в секретных бумагах Раковский остерегался называть его имя. Не удалось его выяснить и авторам настоящей работы. Так он и остался «толстяком», который фигурировал в донесениях в Москву.

8 февраля 1924 г. Раковский писал Чичерину: «У меня был известный Вам толстяк, но не граф, а тот, который в Берлине устроил Вам встречу с известным французским деятелем. Он дал мне информацию об общем политическом положении».[682] По поручению Раковского «толстяк» посетил в Лондоне посла Сент-Олера и предложил ему устроить обед с участием советского полпреда. Хотя посол уклонился от этой встречи в связи с отсутствием франко-советских дипломатических отношений, этот демарш был полезен: Сент-Олер вспомнил антивоенную деятельность Раковского в Румынии, его освобождение русскими солдатами из заключения в Яссах, так как во время войны он был дипломатическим представителем Франции в Румынии и как раз в апреле – мае 1917 г. находился в Яссах.[683]

Особенно важным было установление связи через «толстяка» с неким французским оппозиционным деятелем, фамилию которого Раковский в своих донесениях также отказывался прямо называть. Однако, судя по контексту его информации, речь шла об одном из руководителей радикальной партии, скорее всего об Анатоле де Монзи, тесно связанном с торгово-промышленными кругами,[684] но возможно, и Эдуаре Эррио.

Такой контакт был исключительно важен прежде всего потому, что во Франции ожидались серьезные политические изменения. Франко-бельгийская оккупация Рурской области Германии в январе 1923 г. закончилась провалом, заставить Германию исправно платить репарации не удалось, разрабатывался новый репарационный план для Германии, предусматривавший значительное сокращение платежей. Блок правых партий (Национальный блок), стоявший у власти, вполне мог ее лишиться в результате приближавшихся парламентских выборов. Раковский писал в Москву в начале февраля 1924 г.: «Внутреннее положение Франции становится для нас все более и более благоприятным. Политика национального блока, очевидно, должна в ближайшее время потерпеть колоссальный крах. Рур мстит понижением французского франка».[685]