26 сентября, 3 и 7 октября состоялись новые пленарные заседания делегаций, участвовавших в переговорах. Проходили они в крайне сложной обстановке. Обе стороны фактически отказались от взаимных уступок, которые были сделаны ранее. Шелухин выступал с острыми заявлениями о нарушениях Россией условий соглашения от 12 июня, главным образом в связи со статусом украинцев в России, выдвинул требование ввести особый режим для тех районов РСФСР, по поводу которых выдвигала претензии Украина. Был заявлен протест против антиукраинской кампании в советской прессе.
Раковский выступал с обширными речами, опровергая все обвинения. Он вынужден был лицемерить, считая безосновательным протест против «сочувственных статей» рабочему и крестьянскому движению Украины в центральных газетах РСФСР. Он заявил: «У нас арестовывают не за взгляды, а только за контрреволюционную деятельность».[270]
Эти слова были с негодованием встречены присутствовавшими журналистами. С их скамей послышались выкрики: «Ложь!», «Ложь!».[271]На заседании 7 октября Раковскому было предъявлено обвинение, что делегация проводит в Украине вербовку в Красную армию, и он по существу дела согласился с этим.[272]
Более того, в архиве обнаружен документ – телеграмма, направленная 14 сентября Раковским С. И. Аралову, заведующему оперативным отделом Наркомвоенмора: «Не встречаются ли препятствия для временной задержки (здесь, видимо, какая-то телеграфная путаница. –Если раньше Раковский выражал оптимизм и даже некоторую эйфорию по поводу перспектив замирения с Украиной, то теперь он, а с его подачи и на основе его информации Ленин и другие советские руководители стали выражать все больший скептицизм. Забастовки в промышленности, крестьянские выступления в Украине, которые всячески разжигались советской агентурой при немалом участии миссии Раковского, становившаяся все более очевидной неизбежность поражения центральных держав в мировой войне и в результате этого неизбежность потери правительством гетмана могущественного покровителя вызывали предположение, что само существование гетманской державы идет к концу. Раковский информировал Москву, что украинская делегация не предпринимает ни одного шага без консультации с германским послом и военным командованием.[274]
В результате Раковский пришел к выводу, что продолжать переговоры с «марионеточным» правительством (как будто именно за последние месяцы его статус изменился от самостоятельного к марионеточному!) нецелесообразно. По согласованию с Лениным было решено перенести переговоры в Берлин. При этом, разумеется, в глубине души предполагалось, что в условиях, когда Германия терпит поражение, никакие переговоры не будут вестись и в германской столице, что на смену дипломатии скоро придет оружие.
На заседании 3 октября советская делегация выступила с заявлением по поводу различий в толковании Брестского мирного договора обеими сторонами. Было предложено обратиться к «контрагентам России» по Брестскому миру с просьбой о разъяснении по поводу того, обязательны ли его статьи для Украины. Иначе говоря, Раковский, предлагая теперь то, что он совсем недавно отвергал, начинал «толочь воду в ступе», понимая, что Германии и ее союзникам теперь не до разъяснений. Встреча проходила в нервной и напряженной обстановке. Следующее заседание назначено не было.[275]
Правда, 7 октября состоялось еще одно пленарное заседание, на котором были вновь в общей форме высказаны взаимные претензии.[276] Но после него мирные переговоры были фактически прерваны. В этот же день Раковский покинул украинскую столицу.[277]Там, правда, остался Мануильский и было объявлено лишь о «временном перерыве».[278]
Но через несколько дней в помещении миссии был произведен обыск, изъята часть архива, несколько человек (видимо, использовавших дипломатическое представительство для антиправительственной агитации) были арестованы.[279] Мануильский по этому поводу выступил с протестом. Но еще до этого российско-украинские отношения обострились до крайности в связи с попыткой задержания Х. Г. Раковского, возвращавшегося в Москву.Трудно судить о всех перипетиях этого инцидента. Архивные документы и свидетельства другой стороны, по всей видимости, не сохранились, и мы располагаем только высказываниями самого Раковского по возвращении в Москву. Можно предполагать, что инцидент был связан с данными о «революционной пропаганде» и других акциях вмешательства во внутренние дела Украины, которые были получены гетманскими властями.