Жизненный путь Христиана Раковского

Поначалу журналистам для встреч с Раковским надо было совершать долгую, неудобную поездку в Санта-Маргариту по горной дороге, тянувшейся вместе с изгибами хребта вдоль берега моря. Позже пресс-конференции были перенесены в холл одного из генуэзских отелей. «Дейли гералд» в уже цитированной статье писала по этому поводу: «В ярко освещенной комнате, теснимый разноплеменной, любопытной, нетерпеливой толпой падких до новостей журналистов, он стал излагать взгляды России, отвечая на бесчисленные вопросы, которыми засыпали его французы, итальянцы, японцы, немцы, американцы, голландцы, и возражать враждебно настроенным французам, читая им весьма солидные лекции по истории Французской революции». Еще позже по согласованию с ректором Генуэзского университета Х. Г. Раковскому была предоставлена аудитория, расположенная амфитеатром, куда он перенес свои пресс-конференции. «И вот в наполненном доверху зале теснятся слушатели: на кафедре, с черной доской по левую руку, с улыбкой на губах, Раковский преподает историю – историю русской революции».[380]

Яркие впечатления от бесед Раковского с представителями прессы и от его встреч с широкой аудиторией остались у итальянского журналиста Эдмондо Пеллузо, который через два с лишним года познакомил с ними читателей «Известий».[381] «Курс апологии большевизма читался ежедневно с пяти часов пополудни, – писал Пеллузо. – Задача Раковского была не из легких: ему нужно было убеждать буржуа, имущество которых национализировала Советская Россия, в том, что Советы вправе были так поступить. Было настоящим удовольствием следить, как Раковский разрешает эту нелегкую задачу, говоря перед вражеской аудиторией». Пеллузо вспоминал, что Раковский говорил спокойно и убедительно, выглядел «артистом слова и жеста».

Журналист Луис Фишер рассказывал, что на одной из пресс-конференций Раковского спросили, что он думает о Версальском мирном договоре. Тот дважды вопросительно повторил: «Версальский договор? Версальский договор?», как будто пытался вспомнить о чем-то совершенно незначительном. А затем, продолжая ту же игру, произнес: «Я ничего не знаю об этом!» Хотя такое поведение нельзя не признать легкомысленным или же просто стремлением отделаться от вопроса, Фишер считал, что оно «привлекло симпатии со стороны немцев и теплые чувства к его стране со стороны многих людей», включая и самого американца.[382]

Своим опытом дипломатического общения в Генуе Раковский делился на разного рода заседаниях советских и партийных органов, проводившихся удивительно часто. В докладе о внутреннем и международном положении на III сессии ВУЦИКа 13 октября 1922 г. он высказывал пессимистическое мнение, что на иностранную финансовую помощь после Генуи и Гааги[383] рассчитывать нечего, и подчеркнул необходимость сокращения вооружений.[384]

Пребывание в Италии, хотя и недолгое, позволило Христиану Георгиевичу воочию познакомиться с таким новым социально-политическим явлением, каковым являлся рвавшийся к власти фашизм.

Национальная фашистская партия Бенито Муссолини как раз в это время захватывала одну провинцию Италии за другой, а 30 октября совершит «поход на Рим», фактический государственный переворот, в результате которого король Виктор-Иммануил назначит Муссолини главой правительства. В Италии начнет устанавливаться фашистская диктатура.

Анализ фашизма Раковский проводил в своих выступлениях как раз в дни фашистского переворота в Италии на двух уровнях – с точки зрения непосредственных воздействий на политическую жизнь и отдаленных последствий. Если первый уровень анализа был более или менее плодотворным, хотя и догматизированным втискиванием реалий в схему взглядов Ленина и других большевиков, то второй свидетельствовал о недооценке фашистской опасности и известном сектантстве, в общем взглядам Раковского не свойственном. В докладе, прочитанном в Харьковской публичной библиотеке, он говорил: «Мы присутствуем при разложении буржуазного государства, которое проявляется в фашизме, становящемся международным явлением. Буржуазные государства, теряя свою базу, отказываются от своего “священного принципа” – парламентаризма и демократизма».[385] Через несколько дней перед работниками просвещения Харьковской губернии Раковский, подробно рассказав о приходе Муссолини к власти, заявил: «Фашизм – это белый террор буржуазии, которая неспособна больше иными средствами защищать себя против грядущей революции».[386]