Жизнеописание короля Людовика Толстого

Но ослабший из-за своей тучности, страдающий даже когда просто ровно лежал в постели, он оказывал такое сопротивление английскому король и графу Тибо, что всякий, кто видел его во главе славных дел, мог бы гордиться благородством его ума и сожалеть о его плохом здоровье. Испытывая мучения из-за раненой ноги, и будучи едва в состоянии переносить, чтобы его носили на носилках, он воевал с графом Тибо и приказал предать огню весь Боневаль (Boneval), кроме монастырских построек, взятых им под свое покровительство.

В другой раз, хотя и в его отсутствии, его люди разрушили Шато-Ренар (Chateau-Renard), бывший фьефом графа Тибо. А во время своего последнего похода, находясь во главе блестящей армии, он предал огню замок Сен-Брисон-сюр-Луар (Saint-Brisson-sur-Loire), за жадность его хозяина и грабеж купцов и заставил и хозяина и цитадель сдаться.

По возвращении из этого похода, находясь в новом замке Монраэр (Montraer), он, что иногда случалось, испытал очень серьезный приступ поноса и весьма этим обеспокоился. Предупреждая советы других, он сам позаботился о себе и о своей душе. Он старался обеспечить свое спасение и ублажить Господа повторными исповедями и молитвами. Одно он желал всей душой — чтобы любыми возможными способами его перенесли к его защитникам — к Святому мученику Дионисию и его товарищам, чтобы перед их наисвятейшими мощами отказаться от королевской короны, предпочтя ей тонзуру, а королевским инсигниям и императорскому убранству — смиренный устав Святого Бенедикта, и чтобы таким образом вступить в монашеский орден. Те, кто насмехался над монашеской бедностью, увидели теперь, что не только архиепископы, но даже короли предпочитают вечную жизнь преходящей и прибегают к надежной крову и защите монашеского ордена. День за днем понос мучил его все больше и больше, и чтобы остановить его, врачи давали ему множество неприятных снадобий, заставляя его глотать разные чрезвычайно горькие порошки, которых не вынес бы даже здоровый и сильный человек. При этих и подобных страданиях он оставался в приятном расположении духа и благосклонно разговаривал со каждым, все мог и обращался со всеми так хорошо, как будто не испытывал боли.

Поскольку болезнь и слабость истощенного тела все усиливались, то он с презрением отнесся к мысли умереть не подобающим образом или скоропостижно. Поэтому, он созвал клириков, епископов, аббатов и многочисленных священников и, отбросив всякий ложный стыд, просил, из уважения к Богу и его апостолам, о том, чтобы он смог самым достойным образом исповедоваться в их присутствии, чтобы тем самым, укрепить себя перед лицом смерти, приняв последнее причастие телом и кровью Господа.

Пока они торопились подготовить его к этому, король неожиданно поднялся и подготовился сам. К всеобщему восторгу, он, полностью одетый, вышел из своей палаты, чтобы принять тело Христово, и с величайшим благоговением, принял его. Затем, на виду у всех, клириков и мирян, он отказался от королевской власти и исповедался, что царствовал в грехе. Он инвестировал своего сына Людовика кольцом и заставил его поклясться защищать Божью церковь, бедняков и сирот, охранять права каждого человека и никого не заключать в тюрьму при своем дворе, если его преступление не будет доказано в его присутствии.

Затем, из любви к Богу, он раздал церквям, бедным и нуждающимся свое золото и серебро, свои драгоценные сосуды, свои богатые покрывала и подушки, все движимое имущество, которым он владел и пользовался, включая свои украшения и королевские одежды, вплоть до последней рубашки.

Но свое драгоценное церковное блюдо, свою очень дорогую Библию, украшенную золотом и драгоценными камнями, свое дорогое кадило из золота и дорогих драгоценных камней, десять драгоценных мантий и очень дорогой гиацинт, полученный в наследство от своей прабабки, дочери короля России, который он собственной рукой вручил мне и приказал, чтобы он был вставлен в терновый венец Господа, — все это он послал, через меня, к святым мученикам и преданно обещал, что если будет возможно, последовать тем же путем.