Симулякры, несмотря на их однозначно лживую природу (а мы знаем, кто отец лжи), не являются в Женином представлении злом. Они дают возможность многообразия, бесконечных вариаций на тему реальности. Человек — творец, — говорил мне Женя на кухне несколько часов назад, — и это главное, в чем он подобен Богу. Он может творить реальность. Пусть симулятивную. Но это интереснее, чем какое-то там искусство, которое, расшаркиваясь, заранее расписывается в своей вторичности. Создавать на основе одной реальности другую.
— А как же та единственная, исходная реальность? — кричал я шепотом на Жениной кухне, боясь разбудить Ольгу Дмитриевну.
— Да где ты ее видел, исходную-то? — шептал Женя мне в ответ. Поражая тем самым прямо в сердце.
И улыбка змеилась в его огненной бороде.
На светофоре останавливается машина. Женщина, сидящая рядом с водителем, стряхивает в открытое окно пепел и бросает на меня равнодушный взгляд.
Молодая женщина ведет за руку ребенка, тот поднимет на меня глаза и неожиданно заходится в плаче.
Комочком сваливается на тротуар воробей, склевывает невидимую крошку, косится одним глазом, улетает.
Я уничтожен, меня нет. Странно, что все они продолжают меня видеть.
Однажды в детстве я заблудился и попросил о помощи кого-то, о ком не имел тогда никакого представления. И кто-то («кто-то»! Точию Ты, Господи) ответил на мой призыв, пустив по краю поля электричку. Несовершенное состояние жизни дает лазейку таким событиям, которые невозможны в состоянии жизни упорядоченном. Ибо есть буква, а есть дух, есть закон, а есть благодать. Живая жизнь: обходные пути, спонтанные решения, приблизительные отношения, мистификации, допущения и компромиссы. Да, соглашаюсь я сам с собой, — но тут же признаю, что не соприроден такому миру — хотя и тысячу раз благодарен ему за факт своего чудесного спасения.
Я только пытаюсь быть честным.
Только пытаюсь быть.
Екатерина Ермолаевна открывает дверь и удивленно поднимает брови.
— Екатерина Ермолаевна, простите, мы вас обманули, — говорю я. — Войны в Заливе не было.
Часть 3.
Боковое зрение
Стала просыпаться все позднее, первые секунды пробуждения безмолвны, во мне живет покой; место оставлено сном, но жизнь еще не вернулась. Постепенно проступает воспоминание, кто я, что со мной происходит.
Встаю очень поздно, с головной болью. Голова болит уже несколько недель, даже во сне; впрочем, это не сон: зыбкое полубодрствование, похожее на сон не больше, чем паутинный остов листа на его сочную зелень.
Мелкими шагами, минуя ванную, добираюсь до кухни, чтобы кофе немного приглушил мое отчаяние.
Стали возникать странные видения. Например, замечаю краем глаза, что на диване кто-то сидит, но когда поворачиваюсь, то понимаю, что это просто нагроможденные папой подушки. Такое бывало со всеми, но со мной в последнее время происходит часто, и видения эти довольно отчетливые. Вчера видела на балконе Льва. Когда повернулась, обнаружила за стеклом голубя. Нахохлившийся, он качался вместе с веткой осины: ветер сдувал его, но он не хотел улетать. Точно на уровне его ветки оказалась последняя ступенька стремянки, выставленной на балкон, на ней колом торчала замерзшая тряпка, потому мне и привиделась человеческая фигура.
Не помню день, когда обратила внимание на приглушенную жизнь над моей головой, когда отметила для себя, что раньше наверху как будто никто не жил, но теперь постоянно что-то слышно: шевеление, глухая возня.
Не знаю точно, кто там живет. Один раз видела немолодую тетку — это было летом, нас всех залили соседи с пятого этажа, вода была даже на нашем втором, и я тогда побежала наверх, чтобы разобраться, откуда течет. Позвонила им на бегу, долго не открывали, и я уже подумала, что там никого нет, но потом вышла она, заспанная, в халате, охала и благодарила, крича мне уже вверх, где я разговаривала с сантехником.
Однажды под Новый год над головой загрохотало каблучищами, быстрым, тяжелым шагом, хаотично, из угла в угол, потом бахнула дверь. Я не удержалась и посмотрела в глазок: по лестнице спускалась, переваливаясь с боку на бок, женщина лет тридцати. Не женщина — деваха, что-то такое. Высокие каблуки, черное пальто, плохо сходящееся на груди, вытравленные соломенные волосы, в каждой руке по шуршащему пакету из дешевого сетевого магазина, продукты выпирали углами, торчали сверху. Я решила, что это дочь той тетки в халате.
И вот квартира надо мной стала приходить в движение: ночью мебель броуновски, в своем тяжеловесном ритме покидала старые места, обретала новые и опять их покидала. Иногда она падала. Мы с папой ложимся не рано, поэтому сначала недовольство мое носило формальный характер: после двадцати трех ведь не положено, разве нет? Я жаловалась папе, он мне сочувствовал, но он плохо слышал на одно ухо, спать ложился на слышащее и тем самым локально решал проблему.