Жизнеописание Михаила Булгакова

Атмосфера фантастических, провоцирующих разговоров все сгущается вокруг него. Собеседники его говорят будто на специально вымышленном языке, обращаются к нему со странными предложениями (вроде написания каких-то деклараций); все труднее достигать взаимопонимания.

«Съезд писателей закончился несколько дней назад, – записывала Елена Сергеевна, – банкетом в Колонном зале. Рассказывают, что было очень пьяно. Что какой-то нарезавшийся поэт ударил Таирова, обругав его предварительно „эстетом“…»

8 сентября Булгаков встречает на улице своего режиссера И. Я. Судакова и слышит от него очередные удивительные речи, аккуратно воспроизведенные в тот же вечер Е. С. Булгаковой в дневнике: «Вы знаете, М. А., положение с „Бегом“ очень и очень неплохое. Говорят – ставьте. Очень одобряют и И. В., и Авель Софронович (Енукидзе. – М. Ч.). Вот только бы Бубнов не стал мешать (?!)» (А. Бубнов был в то время наркомом просвещения). Все было зыбко, неясно и ненадежно.

10 сентября возобновилась (после перерыва с 13 августа) работа над романом.

«В Ваганьковском переулке, – писал автор, помечая литературною метой и тот переулок, где в 1924 году у Заяицкого встретился он с новыми друзьями, и все те места, в которых прошли несколько последующих лет, – компания подверглась преследованию. Какой-то взволнованный гражданин, увидев выходящих, закричал:

– Стой! Держите поджигателей! Он суетился, топал ногами, не решаясь в одиночестве броситься на четверых. Но, пока он сзывал народ, компания исчезла в горьком дыму, застилавшем переулок, и больше ее в этом районе не видал никто.

Мы не знаем, каким образом злодеи проникли на Плющиху. Они проникли и мелькнули в том месте, где длинная асфальтированная улица подходит к незабвенному Девичьему Полю. (Так ностальгический голос самого автора неожиданно проникал в повествование. – М. Ч.). Здесь было потише, и, если бы не некоторые взволнованные гражданки, выглядывающие из окон верхних этажей, стремясь рассмотреть, что происходит там на Смоленском рынке, можно было бы подумать, что все в столице обстоит и тихо, и мирно.

Компания прошла под деревьями Девичьего Поля, вдыхая аромат весенней земли и первых набухших почек, и скрылась на Пироговской улице.

Маршрут ее был ясен. Она стремилась к Москве-реке. Она покидала столицу».

10 и 11 сентября описывалась далее трапеза Маргариты и поэта в подвале и появление Азазелло – в то время как Воланд с Коровьевым и Бегемотом двигался мимо Девичьего монастыря. «Воланд не задерживался у монастыря. Его внимание не привлекли ни хаос бесчисленных построек вокруг монастыря, ни уже выстроенные белые громады, в окнах которых до боли в глазах пылали изломанные отраженные солнца, ни суета людская на поворотном трамвайном круге у монастырской стены.

Город более не интересовал его гостя, и, сопровождаемый спутниками, он устремился вдаль, к Москва-реке».

11 сентября. «Были у Поповых (видимо, накануне. – М. Ч.). Аннушка пела цыганские вальсы под гитару. М. А. ищет их для „Бега“. Но пойдет ли вообще?»

16 сентября. «Вечером – Лямин. Миша читал ему несколько глав романа. А после его ухода – до 7 часов утра – все на одну и ту же тему – положение М. А.».

17 сентября – вечером – режиссер из Театра сатиры «просит М. А. из „Блаженства“ сделать комедию, в которой бы Иван Грозный действовал в современной Москве. Называл это обозрением. Когда М. А. сказал, что не хочет писать обозрение, Горчаков сказал, что комедия устраивает их еще больше». Позднее пришел американский режиссер «Дней Турбиных» с художницей – «пришли прощаться. Завтра они улетают в Берлин, оттуда в Бремен и на пароходе в Америку. Едут на пароходе в 3-м классе. Очень милы. Все время говорят о том, как хорошо будет, когда М. А. приедет в Нью-Йорк».

18 сентября. «Выходной день. У нас обедала Оля (Бокшанская. – М. Ч.) и Патя Попов… Вечером пошли к Леонтьеву, застали только сестер (жен А. А. Арендта и Я. Л. Леонтьева. – Ред.) и Шапошниковых… М. А. и Борис Валентинович после ужина подошли к роялю и стали петь старинные романсы. А мы, четыре дамы, рассказывали друг другу всякую чушь. 〈…〉 Впечатление было забавное. От рояля доносятся мужские голоса – „Не искушай меня…“, а в это время с дамского стола раздается бас Ев[гении] Григорьевны (Андреевой-Арендт. – Ред.): „котам яйца вырезаю!“ – из анекдота…»

Продолжается ежедневная работа над романом – с 10 до 21 сентября написано 45 рукописных страниц, отравление любовников, поджог дома, пожары в городе, полет над ним Маргариты – на метле, и поэта – на плаще Азазелло, и зрелище гибнущих людей.

«…Поэт сказал, разводя руками:

– Но дети? Позвольте! Дети!..

Усмешка исказила лицо Азазелло.

– Я уж давно жду этого восклицания, мастер».