Петр Степанович несколько раз перечитал эту часть письма, пытаясь понять, что такое вертикальный агрегат, не понял, но спрашивать не стал, а лишь выразил в ответном письме одобрение тому, что средний сын занялся изобретательством. Конечно, писал он, у них в роду больше была развита склонность к абстрактному мышлению (он имел в виду в основном себя и старшего сына), а на среднего сына, видимо, повлиял, как и во многом другом, инженер Грищенко. Но технические изобретения тоже важны в наше время, признавал Петр Степанович, и интересовался, получит ли средний сын патент на свое изобретение.
Кстати, и раздел о нутриях не был лишен интереса.
– Для чего же было заводить? – удивлялся Петр Степанович. – Что же, он думал, что будет их стричь, как овец, не лишая жизни?
XXI
Особое значение Петр Степанович придавал переписке с младшим сыном. Во-первых, они реже виделись, Новосибирск все-таки – не ближний свет, так просто не съездишь повидаться. А во-вторых, хоть и много воды утекло с тех пор, а все не мог забыть Петр Степанович давнего пьяного срыва младшего сына и вообще его непонятного поведения. Никак не мог избавиться от опасений, что, оказавшись вдали от родительского дома, младший сын снова начнет куролесить, опять потянется к «зеленому змию», да мало ли что с ним может приключиться… Петр Степанович тщательно продумывал свои письма младшему сыну, не жалел на них времени, иногда разворачивал их в целые новеллы. Жизнь давала для этого достаточно материала, он лишь немного обрабатывал его в нужном направлении.
Приведем для примера один случай, предупредив читателя, что наше описание – это лишь реконструкция событий, хотя и основанная на достоверных источниках. Кроме того, мы сообщаем, что не можем употребить здесь всех слов, каких требует реалистическое отображение действительности, и вынуждены ограничиться лишь легким намеком на них, рассчитывая, на то, что те, кто знает эти слова, догадаются и по намеку, а кто не знает, спросят у тех, кто знает.
Петр Степанович давно планировал навестить Елену Порфирьевну, давнюю подругу Любови Петровны, ждал только когда потеплеет. Елена Порфирьевна всю зиму болела, но она жила с дочкой в соседнем поселке, добираться туда было не очень удобно, особенно в зимнее время. Вы же знаете наши дороги! Наконец, установилась прекрасная весенняя погода, и Петр Степанович отправился в путь. Он сидел в ожидании автобуса на остановке возле церкви в компании двух стариков, пожилой женщины с четырехлетней девочкой и еще трех или четырех подростков. Рядом стояла сумка с гостинцем – двумя литровыми банками смородинного варенья, теплый ветерок дул с полей, обвевая лицо родными запахами просыпавшейся земли. Петр Степанович блаженствовал.
До прихода автобуса оставалось минут пять, когда к остановке подошли еще два человека – мужчины лет по 30–35. Один хорошо одетый, видно, начальник, в дорогом пальто, в шляпе и при галстуке. Второй – попроще: в поношенной кепке, в брюках-галифе и кирзовых сапогах. Они громко разговаривали между собой, впрочем, слышно было одного начальника, собеседник ему только поддакивал.
– Да пошел он на х…! – говорил начальник красивым интеллигентным баритоном. – Ты ему, б…, скажи, что если он к пятнице все не сделает, так я его в понедельник выгоню к…. матери! Мне таких зас…цев не надо! Он думает, б…, что он незаменимый. Ни х…!
– Пойдем, Виточка, на угол, посмотрим, не идет ли автобус, – женщина взяла девочку за руку и поспешно двинулась от остановки. Оба старика тоже не задержались – отошли от скамейки подальше в другую сторону и закурили. Хотел отойти и Петр Степанович, но он так пригрелся на скамейке, да и сумка с банками была тяжеловата.
– Е.т.м.! – не унимался начальник. – Нас только повесили на Доску почета, а теперь из-за какого-то разъе…я мы сорвем все планы, и хорошо еще, если я выговором отделаюсь! Ты так и передай: к пятнице не закончит – ему п…ц!
Он достал пачку «Казбека» и стал закуривать.
Сказать, что у Петра Степановича ничего не осталось от недавнего блаженства, – значит ничего не сказать. Он набычился и готов был чуть не в драку лезть с матерщинником. Но тут подошел автобус – потрепанный «Пазик» довольно-таки скромной вместимости, и все поспешили занять места, никому ведь не хотелось трястись стоя.