Жизнеописание Петра Степановича К.

Что-то, дорогой мой, твои письма в прошлом году были очень драматичны, даже трагичны. У внука «куча язв на ноге», у тебя то грипп, то ангина, служебные ситуации с выговорами и «выборами» на председательский стул… Я говорю обо всем этом не для того, чтобы ты сообщал в своих письмах только о хорошем. Просто меня поражает концентрация всех драм и трагедий, сгустившихся на коротком участке времени.

Правда, мне тоже нечем похвастаться: хронические боли в пояснице, прогрессирует очень сильно полиартрит на пальцах рук, и я боюсь, что меня еще придется кормить ложечкой… Но ведь мне пошел 77-й год! А тебе только стукнуло 47.

Может быть, тебе бы следовало переменить место работы, чтобы избавиться от неприятных ситуаций по служебным делам? Тогда бы остались одни болезни, а на служебном новом поприще была бы тишь и благодать.

Согласитесь, звучит немножко издевательски, ехидно как-то, с какими-то намеками звучит. Хорохорится Петр Степанович. А все-таки мы с вами понимаем: не исключал Петр Степанович, что здоровье его может серьезно пошатнуться, не исключал, но давал понять: этот час еще не настал.

Большой помпы по случаю 80-летия Петра Степановича не было, да он и не хотел. Задумали, было, устроить чествование в Харькове – он отказался, съехаться у него в Задонецке не получилось – дела, расстояния… Только старший сын да внук Вася приехали из Харькова. Петр Степанович был доволен, ему давно уже не хватало собеседников, а ведь было, что вспомнить за восемьдесят-то лет. Сидели допоздна, потом переночевали еще одну ночь и укатили. Старший сын послал отчет братьям, дескать, старик, конечно, сдал немного, но еще вполне самостоятелен и ни о каких переменах в своей жизни слышать не хочет.

Сказать честно, так и сыновья Петра Степановича не рвались к особым переменам. Придут перемены – кто-то из братьев должен будет взять отца к себе. Но кто? куда? как все это получится? Мы-то помним Петра Степановича еще молодым человеком, а 80 лет, согласитесь, это уже не первая молодость. Характер у него с годами стал тот еще! Уживется ли он с детьми да с внуками – порядочными, надо сказать, лоботрясами, как все эти нынешние молодые? Не задохнется ли в четырех стенах на каком-нибудь десятом этаже, прожив всю жизнь без всяких этажей, вблизи земли, поля, огорода? Куда, наконец, он денет своего Полкана – он столько лет честно сторожил дом да и скрашивал немного его одиночество, что там говорить? Отдать собаку кому-нибудь – так кто ее возьмет, старую? Ответов на эти вопросы никто не знал, и если можно было отодвинуть их решение на потом, то только это и нужно было сделать.

На потом – но на сколько времени? Годика через два от Петра Степановича стали приходить тревожные сигналы, во всяком случае, более тревожные, чем обычно, хотя менять в своей жизни он по-прежнему ничего не хотел. Он так и писал об этом старшему сыну.

На моем фронте без перемен. Получил от твоего среднего брата письмо, в котором он ультимативно пишет, чтобы я переезжал к нему на полное иждивение. Правда, я здесь сам виноват, так как сообщил ему, что у меня стрекочет в ушах, как будто бы я окружен кузнечиками. 24 августа я был на приеме у терапевта, так она признала у меня в наличии атеросклероз. Но этот атеросклероз у меня обнаружили врачи в 1938 году, правда, тогда кузнечики не стрекотали. Приписала мне принимать пилюли «Сайодин» (Sayodini) и витамины В6, В и аскорбиновую кислоту (порошки). Представь себе, что после двухдневного приема этих лекарств стало меньше стрекотать.