Жизнеописание Петра Степановича К.

Братья разъехались, младший брат вернулся в Новосибирск, а там его ждала приятная новость: его, возможно, пошлют освещать Олимпийские игры в Сеуле. Во всяком случае, его включили в предварительный список.

Младший сын Петра Степановича был человек проверенный, он часто ездил за границу, но пока только в социалистические страны. А тут – такая возможность! Надо было заполнить анкету, все рассказать о своих родителях братьях, сестрах… Если, например, кто-нибудь умер, то указать, где похоронен. В общем – все подробно. У младшего сына Петра Степановича всегда были проблемы, что писать в таких анкетах. Писать, что он был в детстве на оккупированной территории, или в детстве не считается? Что один брат был в плену? А второй – в заключении? Что отец сидел? А если они реабилитированы? Он как-то отвечал на все эти вопросы, сообразуясь с духом времени, но от разу до разу забывал, что писал в прошлый раз, и всякий раз опасался, что напишет что-то не то, а спрашивать у кадровиков не хотел, чтобы лишний раз их не насторожить. Он больше советовался с братьями.

У старшего брата у самого были проблемы с такими анкетами по линии Первого отдела. Их периодически полагалось обновлять, он же такими секретными делами занимался. Старший брат кое-что опускал или привирал, но всегда одинаково, хотя и ему приходилось непросто: прошлое-то все время менялось. Скажем, он своих дядьев репрессированных никогда не упоминал, как будто их и не было, а они вдруг возьми и появись, их реабилитировали, стали о них писать в газетах, про дядю Васю книжка вышла. Надо их теперь указывать или нет? Он решил ничего не менять, а спросят – прикинется дурачком, скажет, не знал, дескать, что дядьев тоже надо указывать. Примерно такие советы он давали младшему брату. Атому очень хотелось поехать в Сеул, и он задумывался: а не повысит ли его шансы наличие героического революционного дяди, именем которого теперь назвали улицу во Львове и даже поставили ему там памятник? Но тогда возникнут расхождения между этой анкетой и теми, которые он заполнял прежде. Как он это будет объяснять, если спросят?

Он решил посоветоваться с братьями: стоит ли добавлять про дядю? Или лучше не надо? Впишешь какую-нибудь дополнительную мелочь, потом не расхлебаешь! Старший брат советовал ничего не менять, а среднему будто вожжа под хвост попала:

Що стосуеться твоϵї«анкети», «особистого листа» і додаткової «дрібниці», то я вважаю, що в нашему віці можна вже і не тремтіти. I як же мені хочеться хоч напослідок плюнути межі очі тим упорядникам «особистих листів»[25].

Применить на практике совет среднего брата младший брат, конечно, не мог, только покачал головой, удивляясь необоснованной резкости полученного ответа. Видно, поездка в Сеул для среднего брата была чем-то вроде полета на Марс, он мог посчитать, что младший брат просто с жиру бесится, добиваясь этой поездки. Сам-то он только что впервые побывал в Ленинграде – и то отнесся к этому довольно спокойно. А младшему брату Сеул нужен был для профессионального роста.

О поездке в Ленинград, между прочим, мы даже и не знали, пока нам не случилось прочесть письмо, полученное старшим сыном Петра Степановича от среднего брата вскоре после отцовского юбилея.

Грустно было смотреть на отца, всегда такого самостоятельного, а сейчас такого беспомощного. Думаю о нем часто, а сказать, что за человек наш отец, не могу. Трудный характер – часть его самостоятельности, иногда даже смешной (в прошлом). Он всегда был прижимистым, но держался за заработанное, представить же себе, чтобы он позарился на чужое, – не могу. Вроде и неглупый, столько хлебнул в жизни, – а карась-идеалист, да еще какой! И много ли мы о нем знаем?