Жизнеописание Петра Степановича К.

Я тут недавно побывал в Ленинграде. Впервые в жизни наш профсоюз предложил мне недельную туристическую путевку, и я согласился поехать в надежде купить сапоги моим девочкам и посетить Велория, двоюродного братца, сына нашего загубленного дядьки. Я ведь с ним никогда не виделся, да и ты, кажется, тоже. Ну и почему бы не посмотреть этот город знаменитый?

Жили мы в Ораниенбауме, километрах в 60 от Ленинграда, а завтракали в городе Ломоносов. По дороге в Ломоносов гиды с восторгом рассказывали о военном героизме и хвастались бесконечностью братских могил.

На один день я оторвался от своей группы, чтобы походить по магазинам, хотя купить сапоги тогда не удалось. А заночевал у Велория (имя это означает Великая Октябрьская революция) Васильевича. За один вечер человека не узнаешь. Он мне показался благочестивым и правоверным, а я в разговоре допускал некоторое богохульство, о чем потом сожалел. Но разговор был интересный. Велорий знает (от покойной матери) много семейных преданий, о которых наш отец не распространяется. По его словам, Петр Степанович в молодости хотел стать писателем и даже написал повесть о пути разночинца к высшей школе. Он будто бы показывал ее Короленко, и тот одобрил. Но когда отец в 20-е годы попытался опубликовать свою повесть, ему сказали, что она слишком насыщена эсеровским духом, и он прекратил свои попытки. Я бы с удовольствием ее прочел, но, похоже, она не сохранилась.

Кстати, когда мы говорили о наших родителях, Велорий высказал неглупую мысль, что они были типичными представителями поколения крестьян, прорвавшихся к какой-то другой, новой для них жизни, в которую они с одержимостью поверили – каждый на свой лад. Не знаю, эсеровская это мысль или какая другая, но она мне понравилась.

Я подарил им две чудесные шкурки на шапку, а утром, когда мы выходили из дому, он сунул мне в карман 75 рублей на подарки для нашей женской половины. Я незаметно вынул деньги и оставил их на столике в коридоре.