Жизнеописание Петра Степановича К.

Старший сын перешел ко второй газете, датированной декабрем 1930 года. «Возку сахарной свеклы с полей колхоза для сахарного завода или приемочного пункта, а также подвоз свекловичных семян и доставку минеральных удобрений производит колхоз своей тяговой силой в сроки, устанавливаемые машинно-тракторной станцией». Присутствие с детства бывших на слуху свеклосахарных словесных сочетаний без труда объясняло причины сохранения этого номера газеты с полезными производственными инструкциями среди отцовских бумаг. Но все же, на всякий случай, старший сын Петра Степановича стал просматривать и другие страницы и к своему удивлению заметил, что на ней то и дело мелькала его собственная фамилия.

Однофамильцу старшего сына Петра Степановича, а, значит, и самого Петра Степановича, задавали вопросы, а он на них отвечал. Он говорил:

К. Я был, как большинство технической молодежи, почти совершенно аполитичен. Меня мало интересовали политические вопросы; партийных взглядов, более или менее строго выраженных, у меня не было.

Председатель. Это когда было, в какие годы?

К. Я учился с 1907 по 1912 год в МВТУ.

В этот момент старший сын Петра Степановича все понял. Это был не однофамилец, это был его дядя Алексей Степанович, осужденный по делу «Промпартии». Оба номера газеты, касавшиеся ее мужа и сына, хранила его почти безграмотная бабушка, не умея прочесть, но зная, что в них написано. А уже после ее смерти папку с газетами забрал Петр Степанович, но никому их не показал.

Старший сын Петра Степановича стал читать дальше, там были стенограммы допросов не только его дяди, но и других обвиняемых. Его заинтересовал допрос Рамзина, который перемежался с допросом Алексея Степановича. Он кое-что слышал о Рамзине, не особенно лестное, от покойного профессора Потемкина, химика, хорошо помнившего процесс и лично знавшего некоторых обвиняемых. По его словам, Рамзин, кажется, свидетельствовал о том, что он получал вредительские установки из-за рубежа, от Рябушинского, которого даже прочили в министры будущего правительства. Ценность этого свидетельства была велика, хотя и ослаблялась тем, что Рябушинский умер еще в 1924 году и с тех пор уже был лишен возможности давать подобные установки, а тем более быть министром. Нужное место нашлось довольно быстро.

Крыленко. Когда вы выехали за границу в 1927 году?

Рамзин. В конце июня.

Крыленко. Тогда вы получили поручение?

Рамзин. Да.

Крыленко. От кого?

Рамзин. От Пальчинского. Пальчинский мне сказал, что я там должен встретиться с Рябушинскими договориться, главным образом, относительно основных политических установок.

Старший сын Петра Степановича убедился, что память его не подвела, и вернулся к перекрестному допросу Рамзина и Алексея Степановича.

Рамзин. С тех пор как была объявлена политика нэпа всерьез и надолго, мы и приняли этот курс, как курс, взятый всерьез и надолго…

Председатель. Вы пришли работать в Госплан субеждением, что советская власть на почве нэпа будет идти в направлении перерождения к капитализму или иначе, – вот в чем вопрос.

Рамзин. В тот момент, когда я начал работать в Госплане, взятый курс советской властью с новой экономической политикой меня лично вполне удовлетворял.

Председатель. Почему этот курс вас удовлетворял? Вы надеялись, что при помощи этого курса к чему придет советская власть?

Рамзин. Никаких надежд в то время я не имел. Я считал, что при той экономической политике, которая была взята советской властью, имеется полная возможность правильно организовать и вести народное хозяйство.

Председатель. А как у вас, подсудимый К., обстоит дело в этом отношении?