Жизнеописание Петра Степановича К.

К. Я пришел в Госплан из Донецкого бассейна с убеждением, что с большевиками можно работать, а нэп, начавшийся в это время, казалось мне, еще более открывает путь к возможности приложения и наших сил и стремлений к нашему идеалу.

Председатель. К какому идеалу? Нэп был для вас стимулом, это была ваша платформа в это время?

К. Как сказать? Если считать это за платформу, то часть технической интеллигенции, в том числе и я, стремились к демократической республике с ее количеством свобод – в этом отношении, конечно, пролетарская диктатура с этим не совпадала. Но поскольку совершался переход, то, по моему мнению, этот переход приближал советское государство к моему идеалу.

Председатель. У вас впереди была буржуазно-демократическая республика, а у Рамзина то же самое?

К. Его идеал была демократическая республика.

Председатель. Я о деталях не говорю. Но основные принципиальные установки у вас совпадали.

К. Мы отрицали крайне правые, но и крайне левые установки. Мы отрицали возможность возврата к меньшевистско-эсеровским установкам.

Антонов-Саратовский. Вы сказали, что вот эта демократическая республика являлась вашим идеалом?

К. Да.

Антонов-Саратовский. В отличие от советской власти?

К. Да.

Антонов-Саратовский. Я думаю, этого совершенно достаточно в основном.

Было уже поздно, Лида зашла в комнату и недовольно сказала:

– Ты бы заканчивал. Уже второй час. Все-таки завтра надо выспаться, нам ведь Новый год еще встречать!

Но старший сын Петра Степановича уже и сам решил прерваться. Он стал укладывать разбросанные по столу бумаги в портфель, одна выскользнула и спланировала под тумбу письменного стола. Пришлось отодвинуть стул, встать на колени и, кряхтя, скрести под тумбой длинной линейкой, пока не удалось вытолкнуть оттуда беглую бумажку. В этом положении его и застала Лида.

Наконец, бумажка показалась из-под тумбы. Старший сын Петра Степановича, не вставая с колен, смахнул с нее пыль и стал рассматривать. Это был пустой конверт от его же письма, отправленного еще когда отец жил в За Донецке, а они получили новую квартиру. Петр Степанович, видимо, и сохранил его потому, что там был их новый адрес. На обороте порванного конверта было что-то написано рукой отца, и не что-то, а стихотворение слышанное от отца в детстве, а потом забытое. Петр Степанович записал его, скорее всего, не так давно, когда пальцы уже плохо слушались. Карандашные буквы были еле видны, но читались.

Круговорот жизни

Сказка жизни коротка:

Птичка ловит червяка,
Птичку съел голодный кот,
Псу попался котик в рот,
Пса сожрал голодный волк.
Но какой же вышел толк?
Волка съел могучий лев,
Человек же, льва узрев,
Застрелил его, а сам
Он достался червякам.
И опять наверняка
Съест пичуга червяка,
Птичку съест голодный кот…
Вот и весь круговорот.

Старший сын Петра Степановича поднялся, держась за край стола, отряхнул брюки и сказал:

– Ладно. Дочитаю утром. Сейчас вот только посмотрю одну вещь.

Как-то, незадолго до смерти, Петр Степанович рассказал сыну свой сон. Помнится, из-за срочных дел было не до разговоров, но пришлось уступить и выслушать. Что-то он тогда записал в своем дневнике, сон отца его чем-то тронул, теперь ему захотелось взглянуть на тогдашнюю запись.

Уже стоя, он листал дневник, нашел нужное место и был разочарован: всего два слова. «Воскресенье, 17 февраля. Отметили юбилей отца. Утром он рассказывал свой сон. Вечером, за столом, хвалил НЭП. Отзыв на Винокурова так и не закончил, потом дописывал на работе. Диссертация средненькая».