26
. Когда отплыл агарянский флот против ромеев, царь назначил логофета дрома Имерия командующим всем флотом. Приказано было и Андронику Дуке соединиться с Имерием и воевать агарян. Но Самона, оставаясь неизменным врагом Андронику[48], копал ему яму, одевал путы на ноги, ненавидел же его из-за помехи в бегстве. Он подговорил одного человека тайно написать Андронику, чтобы не садился на корабли, ибо, по его словам, Имерий получил приказ от царя, коего подговорил Самона, схватить и ослепить тебя. Все время побуждал Имерий Андроника сесть на корабли, ибо теснят агаряне, но тот уклонялся и отказывался это делать. И Имерий в одиночку в день памяти святого Фомы вступил в битву и одержал великую победу[49]. Андроник об этом узнал, пришел в отчаяние вместе с родственниками своими и слугами занял город Кавалу и учинил мятеж. Самона же, давно поджидавший удобного случая, сказал царю: «Не всегда ли говорил я тебе, господин, что Дука – бунтарь, мятежник и враг твоей царственности?» И тотчас послал он доместика схол Григория Ивирицу, зятя Андроника, воевать его. Узнал об этом Андроник, услышал также о том, как изгнан был из церкви патриарх Николай, и всем домом бежал к агарянам, выступившим тогда против ромеев. Амермумн [155] принял его торжественно и с честью. Опечалился царь из-за Андроника и пожелал послать ему собственноручно подписанное письмо, чтобы вернулся к ромеям. Посоветовал кто-то царю, чтобы приветил он кого-нибудь из сарацин претория и отправил его в Сирию с подписанным письмом. Он так и сделал. Написал киноварью, скрепил золотой печатью и запечатал снаружи кусочком воска. Когда вышел сарацин от царя, подозвал его Самона и сказал: «Знаешь, что несешь?» – и прибавил: «воск, который держишь в руках, – гибель для Сирии». Он дал ему денег и велел вручить письмо в руки визирю. Сарацин пошел и сделал, как велел Самона. Андроник был схвачен и брошен в тюрьму со всеми своими родственниками. Он понял, что случилось это из-за коварства Самоны, и вынужден был вместе со своими отречься от веры. Константин же, его сын, зная, что уйти оттуда невозможно, воспользовался советом отца и бежал из Сирии, вернулся со своими спутниками к царю[50], а царь щедро его одарил и, встав с восточной стороны от образа Господа и Спасителя нашего, сказал ему: «Да не введет тебя в заблуждение молва, глаголящая, что воцарится над ромеями Константин. Клянусь всевидящей справедливостью и образом Господа нашего, не достанется тебе царства, хотя зовешься ты Константином, но перейдет оно по Божьему повелению от предков к любимому моему сыну, в чем я получил подтверждение у многих святых отцов. Если же попытаешься убить его, пронесут твою голову через эти ворота отдельно от тела»[51]. Так все и случилось, ибо поднял он мятеж, и пронесли его голову, замаранную кровью и грязью, через эти самые ворота.27
. Царь по какому-то подозрению сместил с поста друнгария виглы Евстафия Аргира и отправил в его имение в Харсиан. По дороге к Арану он был отравлен одним из своих людей, умер и был похоронен в Спини (это вершина Арана). Потом его сыновья, Пофос и Лев, имевшие достоинство манглавитов, перенесли и похоронили его в родовом их монастыре святой Елизаветы в феме Харсиана, освященном их предком турмархом Львом. Это тот самый, что получил имя Аргира, то ли из-за чистоты и святости тела, то ли из-за красоты и благородства облика, то ли из-за характера рода и собственного мужества[52]. Ведь не было второго такого воина при царе Михаиле. Не раз вместе со своими людьми сходился он в бою с агарянами из Тефрики, обращал их в бегство и обрекал гибели, так что само имя его ввергало их в дрожь и трепет[53].28
. Для обмена пленными явились из Тарса Авелвак и отец Самоны. Царь принял их, большой красой украсив Магнавру. Нарядил он и Великую церковь и показал агарянам всю ценную утварь. Недостойно это было для христианина выставлять на обозрение неверным и инородцам богослужебную утварь. Отец Самоны пожелал остаться с сыном, тот, однако, ему отказал и убедил вернуться домой и держаться собственной веры. «А я, – сказал он, – как смогу, скоро вернусь к тебе».