– Он торопился на самолет и по телефону успел только в двух словах обмолвиться, что ты жила в Новгороде в начале Великой Отечественной и что нынешний парень лишил тебя тогда жизни.
– Да, так и есть.
– Я уже потом все сама сопоставила, – с печалью сказала Валентина Степановна.
– Понимаете, мне совсем нехорошо после этой регрессии. Вся моя жизнь пошла кубарем, – на Анну вновь нахлынули воспоминания, а вместе с ними и эмоции.
– Ничего, моя хорошая, это пройдет, как и у меня прошло. Когда видишь свою смерть, особенно когда уходишь насильственно, всегда больно, но самое страшное не это.
– А что тогда?
– Остается обида, сильная обида за прерванную жизнь, невозможность реализовать начатое, исполнить свои мечты. Можно простить всю причиненную физическую боль, но когда тебя лишают возможности исполнить мечту – простить тяжело, – Валентина Степановна уставилась в одну точку, где-то между коробкой с книгами и старой вазой.
– Кстати, я совсем не помню, какая была у меня в прошлой жизни мечта, – отреагировала Анна.
– И это хорошо, моя милая, – Валентина Степановна сомкнула руки на груди, – так проще идти дальше. Мне потребовалось несколько лет, чтобы простить и понять случившееся.
– Можно узнать, о чем вы мечтали в прошлом воплощении? – аккуратно поинтересовалась Анна.
– Я хотела стать актрисой театра и кино. У меня были великолепные актерские данные, я поступила в государственный институт театрального искусства ГИТИС в Москве, проучилась год – и началась война. Когда нужно было идти на второй год обучения, институт начали эвакуировать в Саратов, а я решила пойти на фронт. В ряды Красной армии меня не взяли: молодая девушка, куда такой на войну, предложили копать окопы в Подмосковье. Там я долго не задержалась, пошла в партизанские ряды и оказалась в тылу врага между Москвой и Новгородом.
– Я жила в Великом Новгороде в то время. Невероятно.
Анна глубоко вдохнула, пораженная столь неожиданным совпадением. Валентина Степановна приобняла Анну и продолжила свою историю.
– Думала, что война скоро закончится, мы победим, и я продолжу учебу на актерском. Меня мои товарищи в отряде так и звали «актриса» и доверяли самые тяжелые роли: пойти в город под видом местной, например. Как-то однажды я так и пошла – это было мое самое яркое воспоминание прошлого воплощения. Нужно было узнать, где в пригороде Новгорода, в каком доме живет офицер СС, который терроризировал всю округу.
Анна прикрыла рот рукой, боясь что-либо сказать и даже подумать. Но одна мысль уже начала развиваться в ее уме.
– Офицера СС звали Штефан Польманн, известный как «черная смерть», он мог лично убить женщину, ребенка или старика, ему было не важно, кого. Особенно он ненавидел слабых и беззащитных. Стояла партизанская задача поджечь дом, который он занимал, ночью, пока он спит, чтобы наверняка покончить с ним. И я проследила, нашла этот дом. Где-то посреди ночи я совершила поджог. Но он выбил окно и успел выбежать прямо перед обрушением крыши. Я пряталась в лесу за домом и, увидев его, поняла, что нужно действовать здесь и сейчас. Взяла револьвер и выстрелила в него. Меня практически сразу схватили. Долго пытали, хотели узнать про моих товарищей, где они скрываются, кто у нас главный. Как же было страшно – не передать словами. Утешала только мысль, что я убила Польманна. Помню последние минуты своей жизни: обессиленная из-за пыток, я потеряла сознание, фашисты подумали, что я умерла, и кинули мое тело в овраг, где уже лежали тела расстрелянных людей. Умерла я от удушья… под тяжестью земли… Вот так была похоронена моя мечта стать актрисой.
Валентина Степановна достала из тумбочки начатую бутылку рома, добавив в чашку с чаем три чайные ложки крепкого, посмотрела на Анну с грустной улыбкой.
– Только не говори никому.
– Валентина Степановна, конечно, ваша история между нами.
– Да я не про это. Не говори про ром. В стенах университета ведь нельзя. Но десять граммов в чай сейчас мне в самый раз. Словно заново все пережила.
– Я вас понимаю, а можно мне тоже десять граммов рома в чай? Мне кажется, точнее, я это чувствую, что знаю офицера СС из вашего прошлого воплощения.
– Конечно, знаешь, – сказала Валентина Степановна, наливая Анне в чай от всей души английский капитанский ром.
– От этого еще больше становится не по себе, – сказала Анна, обхватив себя руками.
– Зато теперь ты знаешь, что твой убийца поплатился жизнью.
На кафедре немецкой филологии наступило молчание. Через минуту Анна встала из-за стола и начала ходить по кабинету между коробками, столами и стульями.
– Ну как такое может быть, как это возможно? Франк ведь такой добрый, всегда помогает всем, отзывчивый, а тот монстр эсесовец, это же разные люди?! Хотя… нет, не разные, есть сходство.
– И не только внешнее, правда? – Валентина Степановна тонко уловила мысль Анны.
– Мы познакомились с ним несколько месяцев назад на просмотре фильма «Чтец», когда он оправдывал немцев, убеждая собравшихся, что они не знали о преступлениях национал-социализма и Гитлера.