Жизни Анны. Мистический роман

Никогда ранее Амаларих не ощущал такой любви, как теперь, несмотря на отсутствие тела и возможность поцеловать родных. Любовь близких стала его собственной. Те короткие мгновения счастья, что ему удалось испытать при жизни, вспышками появлялись перед ним, позволяя вновь испытать радость и любовь, но только с еще большей силой и теплотой. Первый поцелуй с женой, свадьба в церкви Архангела Михаила, рождение сыновей, их первые слова и шаги. Амалариху хотелось, чтобы это счастье длилось вечно и никогда не кончалось.

Из света показался силуэт, медленно идущий к Амалариху. С каждым шагом светящийся образ обретал форму.

Это был Герамунд. Его белые волосы ниспадали с плеч, а глаза в окружающем небесном свете еще ярче, чем при жизни, сияли лазурными переливами.

Дети отпустили руки отца, жена разомкнула объятия.

– Ступай, – сказала она, словно знала, что Герамунд придет.

Мгновение – и Амаларих остался один на один со своим заклятым врагом.

– Я приветствую тебя, Амаларих.

Душа готского война колебалась, как колос на ветру в лучах теплого солнца.

– Я прощаю тебя, – продолжил Герамунд. – Ты поступал так, как поступал, согласно тому, что двигало тобой.

Амаларих и Герамунд стояли друг напротив друга, подобно старым друзьям, что долго не виделись после давней ссоры.

– Я был жесток с твоей семьей. Нет мне прощения за то, что сделал. Я убил твоих сыновей и продал жену на потеху врагам.

– Она рядом со мной, и дети наши с нами.

Как только Герамунд это сказал, из ниоткуда вышли светлые силуэты: жена Герамунда Хильда и двое их сыновей. Хильда стала за спиной мужа, мальчики держались за руки матери. Дети Герамунда смотрели на Амалариха застывшими глазами, а на шеях их виднелись красные следы от удара меча.

Амаларих упал на колени перед Хильдой и мальчиками.

– Нет душе моей более покоя. Нет прощения мне более нигде.

Перед Амаларихом возникли сцены жизни, что могли бы быть у этих невинных детей: прогулки на лошадях по берегам Эльбы, красивые жены и славные дети. Всему этому следовало свершиться, но один сильный удар меча прервал предначертанное.

С невыносимыми криками боли стонала душа Амалариха. Десятки и сотни убитых проходили мимо него с лицами, не выражающими ничего. И все то, что он сотворил с ними при жизни на полях сражений, в домах и дворцах среди бела дня или под покровом ночи, все до единой капли боли он испытывал сейчас на себе.

Страдания каждого стали его страданием.

Припал к окровавленным ногам Хильды Амаларих, обнял он детей Герамунда, как родных своих, и плач страданий его был громче пения небесного.

Положили дети руки на голову Амалариха и в один голос сказали:

– Мы прощаем тебя.

В один миг глаза их сделались яркими, а с тел сошли шрамы.

Откуда-то сверху раздался колокольный звон, и явился Ангел, несущий яркий, подобно солнцу, огненный свет.

– Доселе и таче, – сказал Ангел и поднял с колен Амалариха, облачив его в светлотканные одежды, такие же, как и у Герамунда.

Ангел обратился к Амалариху и Герамунду:

– Доселе вы оба были врагами и таче ими останетесь. И продлится вражда между вами еще одну жизнь и полжизни.

Как только он это произнес, так желтое облако, подобно туману, окутало Амалариха и Герамунда.

Две души стояли посреди облака, перед ними мелькали эпизоды их прошлых воплощений. Перед ними предстал город Рим в своем величии, где разворачивались сцены гладиаторских боев, гибель первых христиан в Колизее, роскошные дворцы и фонтаны, городской сенат, в стенах которого спорили великие умы своего времени.

В каждом моменте Амаларих и Герамунд видели себя в прежних воплощениях, и везде между ними возникало предательство, измена или вражда: христианка и отступник веры – легионер, враждующие патриции Римского Сената в борьбе за власть, богатый гражданин и раб из далеких земель.

Каждый раз они спорили, предавали, наносили увечья, убивали друг друга из воплощения в воплощение, так что казалось, ненависти этой нет конца и края.

Затем возникли картины древних времен, когда все началось.

Двое мужчин стояли посреди песчаной пустыни, обдуваемые знойным ветром. Лица их, полные гнева, были обращены друг к другу, а руки сжимались в кулаки, готовые к решению спора силой. За спинами их стояли сотни семей, и у каждой было по обозу с нажитым скарбом. Если бы не пожилая женщина, воздевшая руки к небу с молитвою, в пустыне свершилось бы насилие. По речам этой женщины стало понятно – она мать двух враждующих мужчин.

– Ты не имеешь права делить единый народ и вести его на север, – сказал брат, который был выше другого на голову.

– Да как ты смеешь указывать, куда идти мне и людям моим?! – прорычал второй брат, что был младше и ниже первого, но не слабее духом и телом.

– Мы должны идти на юг, в землю, обетованную нашим прадедам, – потребовал первый брат.

– Иди сам в сии запустелые края, я же пойду и людей поведу за собой в земли, богатые лесами и урожаем, – решительно ответил второй.

– Ступай! И пусть печать раздора единого народа будет с тобой! – сказал, как отрезал, старший брат.