Когда Франк начал лекцию, все стали внимательно слушать, кто-то начал записывать на телефон. Но только не она. Улавливая каждый жест, каждое его движение и взгляд, Анна ловила себя на мысли, что знает этого человека целую вечность. Но, пожалуй, впервые за тысячи лет между ними появилась надежда на гармоничные отношения. Еще никогда они не были так близки в прошлых жизнях, как теперь, еще никогда они не приходились страстными любовниками друг другу. Эта мысль подогревала Анну изнутри. Ей хотелось немедленно убежать с Франком туда, где их никто не спохватится, вновь оказаться в его объятиях, забыв не то что прошлое, но и настоящее, всю себя, раствориться в нем. А пока приходилось мучительно сидеть рядом с ним, покусывая губы.
Наблюдая за происходящим со стороны, Валентина Степановна улыбалась – наконец-то ее усилия увенчались успехом, и еще одна душа пришла к просветлению.
– Вижу, ниточка нашлась, и клубки распутались, – сказала она Анне позже в коридоре.
– Думаю, что да, нашлась. Такое чувство, словно вернулась из большого и сложного путешествия.
– Вся жизнь – это большое путешествие!
Женщина, взяв руки Анны в свои, прослезилась с улыбкой на лице.
Майские праздники прошли на работе, в издательстве приходилось сидеть допоздна, но Анна не роптала на усталость или докучавшие звонки ее клиента, которых становилось с каждым днем все больше, – близился выход первой книги. Судьба предоставила ей вызов и шанс – на втором курсе стать успешным менеджером, и Анна была готова взять от жизни все причитающееся, несмотря ни на что.
Франк предлагал встретиться, писал, звонил, доставлял курьером цветы, и только восьмого мая вечером у Анны выдалось время поужинать вместе.
Ресторан на Невском проспекте Франк выбрал заранее. Лучший столик у окна, живая музыка, высокий потолок с оригинальной лепниной девятнадцатого века и люстрой из чешского хрусталя. Романтикой веяло даже от меню на состаренной бумаге с виньеткой.
Анна изучающе смотрела на Франка. Что нового можно найти в человеке, с душой которого знаком тысячи лет? Но Анна нашла. Франк впервые стал прислушиваться к ее ощущениям: он старался понять, что порекомендовать как горячее, какое вино заказать к рыбе так, чтобы оно нравилось прежде всего не ему, а ей – Анне. Она позволила ему сделать выбор, и он ни в чем не ошибся. Тысячи лет знакомы, как никак.
Они вспоминали свои первые впечатления о Санкт-Петербурге, об университете, старых холодных коридорах «зеленки», где наверняка блуждают по ночам призраки первых студентов.
– Помнишь, как мы ходили на крышу Исаакиевского собора?
– Конечно, помню, мне было так страшно, – Анна на пару секунд замерла, вспоминая.
– Я тебя там впервые обнял.
– Иначе я бы упала.
– Нужно сходить еще туда.
– Зачем?
– Чтобы снова обнять тебя.
Анна рассмеялась, Франк громко подхватил. Кажется, последнее напряжение, если таковое еще и оставалось, ушло.
В тот вечер им было много что вспомнить.
– Ой, нет, не надо, прошу тебя.
– Bundesausbildungsförderungsgesetz, – Франк повторил одно из самых длинных немецких слов, означающее Федеральный закон по поддержке профессионального образования.
– О, вот! Теперь моя очередь, – Анну осенило. – Я вспомнила длинное русское слово, попробуй выговорить: человеконенавистничество.
– Как, как еще раз? – Франк наклонился правым ухом к Анне, чтобы лучше расслышать.
– Человеконенавистничество.
– Человеко-не-нави-ст-ничество, – Франк с трудом, но произнес. – А что это значит?
– Это ненависть к человечеству. Убийство евреев в концлагерях, например, есть человеконенавистничество.
Анна умышленно нанесла по Франку удар из прошлого, но не с целью обидеть, а чтобы проверить, как он отреагирует.
Франк отстранился на спинку стула. Сделал глоток вина.
– Я остаюсь в России. Мне продлят контракт на следующий год.
– О, замечательно! Тебе предложили остаться преподавать в СПбГУ?
– Нет. Я сам попросил остаться. Понимаешь, Анна, я полюбил Россию. Мне тут хорошо. Я не знаю, но тут такие живые, настоящие люди. Мне нравится видеть, как студенты слушают меня, ходят ко мне на занятия, их вопросы. Я чувствую себя здесь полезным. В Германии так не было. Понимаешь, только тут, здесь, в России.
– Понимаю, Франк. Я все понимаю.
– Мне тут хорошо.
Франк был как никогда серьезен.
– Я очень рада, что ты остаешься.
Анна положила свою маленькую ручку на широкую кисть Франка. Их глаза встретились, слов больше не требовалось, чтобы все сказать. В этот момент Анна взглянула на Франка как-то по-новому. Словно не видела его долгие годы. Напротив нее сидел духовно близкий человек, которому можно простить все, забыть все пережитые ужасы давнего и не очень прошлого, потому что он – родная душа, частичка ее самой. И это самое главное. Все остальное не имело уже никакого значения.
Утро. В холодильнике пять яиц, открытое пожелтевшее сливочное масло, какая-то несвежая ветчина и засохший хлеб в пакете на верхней полке. Анна прошлась по кухонным шкафам в поисках еще чего-нибудь съедобного. Ничего. Готовить завтрак придется из того, что есть.