– Я думал, что теперь будет с Та… Мордехаем Робертсом, – поспешно сказал Кристофер.
– Тюрьма, полагаю, – грустно ответил Флавиан. – На многие годы.
– Но им ведь придется создать особую тюрьму для его духа, чтобы он не сбежал, так? – спросил Кристофер.
К его удивлению, Флавиан взорвался:
– Именно такого идиотского, легкомысленного и бесчувственного замечания и стоило от тебя ожидать! – закричал он. – Из всех бессердечных, самодовольных, высокомерных маленьких паршивцев, что я когда-либо встречал, ты худший! Иногда я думаю, у тебя вовсе нет души – только связка бесполезных жизней!
Кристофер уставился на обычно бледное лицо Флавиана, порозовевшее от гнева, и попытался возразить, что он не намеревался быть бесчувственным. Он лишь хотел сказать, что достаточно сложно удержать в тюрьме спирита. Но начав говорить, Флавиан уже не мог остановиться.
– Похоже, ты считаешь, – кричал он, – что эти девять жизней дают тебе право вести себя точно Венец Творения! Либо это, либо вокруг тебя каменная стена. Все изо всех сил старались быть дружелюбными, а в ответ получали только надменные взгляды, отсутствующий вид или откровенную грубость! Небу известно, как я
Кристофер и не подозревал, что окружающие видят его в таком свете. Он был поражен. «Что со мной случилось? – подумал он. – Я же хороший на самом деле!» Когда он малышом бродил по Везделкам, он всем нравился. Все улыбались ему. Абсолютно незнакомые люди дарили ему вещи. Кристофер понял, что продолжал думать, будто людям достаточно увидеть его, чтобы полюбить, а теперь стало совершенно ясно, что это не так. Он смотрел на тяжело дышавшего и пронзавшего его гневным взглядом Флавиана. Похоже, Кристофер сильно задел его чувства. А он и не знал, что у Флавиана есть чувства, которые можно задеть. И еще хуже становилось от того, что он
– Мне жаль. Правда жаль, – его голос дрожал от потрясения. – Я не хотел вас обидеть – во всяком случае, не в этот раз. Правда.
– Что ж! – произнес Флавиан. Румянец сошел с его лица. Он откинул стул на задние ножки, продолжая пристально смотреть. – Впервые за всё время я услышал, чтобы ты извинялся – то есть всерьез извинялся. Полагаю, можно считать это некоторым достижением, – он с хлопком вернул стул в обычное положение и встал. – Извини, что вспылил. Но не думаю, что сегодня смогу продолжать урок. Я слишком взволнован. Беги теперь – компенсируем послезавтра.
Кристофер внезапно оказался свободен – и со смешанными чувствами по этому поводу – пойти проверить Богиню. Он поспешил в башенную комнату.
К его громадному облегчению, она была там: окруженная сильным запахом убежавшего молока, она сидела на разноцветных шелковых подушках и кормила котенка из крошечной кукольной бутылочки. Воздух согрелся от разгоревшегося угля. Каменный пол покрывал ковер, на котором теперь со стороны жаровни появилось прожженное пятно. И комната вдруг показалась удивительно домашней.
Богиня встретила его самым неподобающим Богине хихиканьем.
– Ты забыл снова сделать меня видимой! Я никогда не занималась невидимостью, и у меня ушла целая вечность, чтобы снять ее, и всё это время мне пришлось стоять неподвижно, чтобы не наступить на Праудфут. Спасибо за комнату. Чашки очень красивые.
Кристофер тоже хихикнул при виде Богини в его норфолкской куртке и бриджах. Если смотреть только на одежду, можно было принять ее за пухлого мальчика – вроде Онейра, – но если посмотреть на ее грязные босые ступни и длинные волосы, становилось непонятно, кто это вообще.
– Ты не слишком похожа на Живую Ашет… – начал он.
– Молчи! – Богиня резко поднялась на колени, осторожно подняв с собой бутылочку и котенка. – Не произноси это имя! Даже мысленно! Ты знаешь, она – это я, а я –
Кристофер понял, что это должно быть правдой, иначе Богиня не добралась бы сюда живой.
– В таком случае как мне называть тебя?
– Милли, – твердо ответила Богиня, – как девочку в школьных рассказах.
Кристофер знал, что скоро она опять заговорит о школе. И попытался отвлечь ее от этой темы, спросив:
– Зачем ты назвала котенка Праудфут? Разве это не опасно тоже?
– Немного, – согласилась Богиня. – Но мне надо было сбить матушку Праудфут со следа. Она была так польщена – я чувствовала себя мерзавкой, обманывая ее. К счастью, есть и другая, гораздо лучшая причина, назвать ее так. Смотри.