Жизни, не похожие на мою

После спектакля родители учеников вышли из школьного дворика и собрались на площади перед церковью. Печальное известие уже стало всеобщим достоянием. О Жюльетге старались не говорить в прошедшем времени, но ложных надежд на ее выздоровление тоже никто не питал. Более или менее близкие друзья и соседи подходили к Патрису, державшему на руках младшую Диану, клали ему руку на плечо и предлагали присмотреть за детьми или разместить у себя членов семьи, приехавших на похороны его супруги. Печальной и мягкой улыбкой он благодарил людей за самые банальные проявления сочувствия — что, впрочем, не мешало им быть совершенно искренними, — и меня не переставала поражать простота Патриса. Он стоял в шортах и сандалиях на босу ногу, давал пустышку крошечной дочурке, и перед ним не стоял вопрос, как демонстрировать свою печаль. На площади началось гулянье. Заработали аттракционы для любителей рыбной ловли, стрельбы из лука, метким попаданием теннисного мяча можно было попытаться развалить пирамиду из консервных банок, а в художественной мастерской — раскрасить яркими красками изображения сказочных персонажей; начался розыгрыш лотереи… Амелия вместе с другими детьми участвовала в распространении лотерейных билетов, и все члены семьи, включая соседей, приобрели у нее по «счастливому билетику», но никто из нас ничего не выиграл. Когда начался розыгрыш, Амелия прибежала к нам с Элен и я, чтобы рассмешить девочку, разыгрывал бурную деятельность: лихорадочно проверял номера своих билетов и изображал горькое разочарование из-за проигрыша. Она смеялась, но как-то по-своему — серьезно. Я пытался представить себе, каким этот день сохранится в ее памяти, о чем она будет вспоминать, став взрослой. Пишу эти строки и думаю, какие чувства она испытает, если ей доведется когда-либо прочитать их. После гулянья мы вернулись домой, где в саду под большой катальпой уже был накрыт обед. Солнце припекало вовсю, из-за живой изгороди доносились крики и смех детей, плескавшихся в надувных бассейнах. Клара и Амелия чинно сидели за столом и рисовали маме открытки. Если краска выходила за пределы карандашного контура, девочки хмурили брови и переделывали все заново. После дневного сна проснулась маленькая Диана, и Патрис с детьми в сопровождении Сесиль — другой сестрой Жюльетт — отправился в больницу. Прежде чем сесть в машину, Амелия обернулась к церкви, украдкой перекрестилась и торопливо прошептала: «Сделай так, чтобы мама не умерла».

Наша с Элен очередь подошла ближе к вечеру. Я заранее предполагал, что мне придется вести машину, поэтому накануне постарался запомнить маршрут, чтобы доехать до больницы без ошибок и проволочек. Я мало чем мог помочь, поэтому считал делом чести быть хотя бы хорошим водителем. Мы вошли через знакомые двустворчатые двери, миновали те же пустынные коридоры, освещенные холодным неоновым светом, и надолго задержались перед переговорным устройством в ожидании разрешения пройти в реанимационное отделение. Когда мы вошли в палату, Патрис сидел на кровати рядом с женой, положив руку ей под голову. Жюльетт была без сознания, ее дыхание оставалось затрудненным и частым. Чтобы Элен смогла побыть наедине с сестрой, Патрис вышел из палаты. Элен присела на край кровати и сжала безжизненную руку Жюльетт, потом нежно коснулась ее лица. Время, отведенное на визит, как-то незаметно подошло к концу. Выйдя из палаты, Элен спросила Патриса, что говорят врачи. Тот ответил, что, по их мнению, смерть наступит этой ночью, но никто не мог сказать, как долго продлится агония. Тогда, сказала Элен, нужно, чтобы они помогли ей. Партис кивнул головой и вернулся в палату.

Дежурным врачом оказался молодой, но уже лысый мужчина рассудительного вида с очками в тонкой золотистой оправе. Кроме него в кабинете была медсестра-блондинка, но в отличие от врача, она прямо-таки лучилась теплом. Приняв предложение присесть, Элен сказала: «Вы, должно быть, догадываетесь, о чем я хочу вас попросить». Врач ответил едва заметным кивком, означавшим не столько «да», сколько предложение продолжать, и Элен со слезами на глазах продолжила разговор. Она спросила, сколько времени осталось ее сестре, на что врач ответил, что не может сказать точно, но уверен, что счет идет уже не на дни, а на часы, она находится на грани жизни и смерти. «Ей нужно помочь, сейчас…» — повторила Элен, и в ответ услышала: «Мы и так это делаем». Элен оставила номер своего мобильника и попросила позвонить ей, когда все закончится.