Жизни, не похожие на мою

Когда Этьен был судьей по исполнению наказаний, он принимал людей в своем кабинете. Одетый в джинсы и футболку, как и его клиенты, он выслушивал их, давал советы, находил конкретные пути решения их проблем, причем чаще всего они не имели под собой юридической основы. Такие взаимоотношения могли тянуться годами. Теперь же, в суде малой инстанции, он носил мантию и восседал на возвышении в окружении секретаря суда и судебного исполнителя, также облаченных в мантии и обращавшихся к нему с иерархическим почтением, чересчур чопорным, на его взгляд. На первом же слушании не обошлось без ляпа: выходя из совещательной комнаты он галантно посторонился, пропуская вперед свою секретаршу, и эта причуда судьи застала ее врасплох. Она отказалась проходить первой, смутившись так, словно заподозрила его в желании заняться с ней содомией, воспользовавшись подвернувшимся случаем. После этого Этьен заметил, что секретарша старается держаться на приличном расстоянии позади него, пока он не переступит порог. До последнего момента она делала вид, что раскладывает папки на столе, при этом ее руки заметно дрожали. Про себя Этьен улыбался, наблюдая за формальной церемонностью, но ему не хватало личных взаимоотношений с подсудными. Он принимал решения, влиявшие на жизнь людей, которых он видел в лучшем случае минут пять-десять. Теперь он имел дело не с личностями, а с делами. Более того, все приходилось делать быстро. Загруженность канцелярий вела к отправлению механического правосудия: такое-то нарушение карается таким-то наказанием, такой-то изъян в контрактных обязательствах ведет к принятию такого-то решения, при этом все делается в спешке, тем более что продуктивность, то есть количество вынесенных решений, является решающим критерием при аттестации судьи, а значит и его карьерного роста. Этьену нравилось работать в быстром темпе, но он дал себе слово не гнаться за количеством, а видеть в каждом деле единственную в своем роде оригинальную историю, требующую особенного, нетривиального правового подхода.

Осенью я дважды ездил во Вьен, чтобы побродить по дворцу правосудия. Это красивое здание XVII века возвышается над маленькой площадью, где находится гордость города — храм Августа и Ливии. Когда я не был «на аудиенции», как однажды выразился неожиданно для самого себя, я встречался с судьями, секретарями суда и адвокатами — всеми теми, кому рекомендовал меня Этьен. Я допытывался у них, чем все-таки занимается судья малой инстанции, как Этьен и Жюльетт выполняли свою работу, а они спрашивали, зачем мне все это надо, как я собираюсь использовать полученные сведения. Почтительная дань уважения недавно ушедшей из жизни свояченице? Статья о правосудии во Франции? Памфлет на тему о чрезмерной задолженности? Я ничего не мог им ответить, но чувствовал: им льстит интерес писателя к работе судов малой инстанции, никогда не привлекавших широкое внимание публики, и в то же время они держались настороже. Имя Этьена открывало мне двери, но не так широко, как я рассчитывал. Я позвонил судье — его преемнице — и, ссылаясь на Этьена, сказал, что в течение одной-двух недель хотел бы присутствовать на заседаниях суда, на что получил ответ: без соответствующей подготовки подобные стажировки не организуются. Я ни слова не говорил о стажировке, просто предупреждал ее из вежливости, что собираюсь посещать судебные слушания, в большинстве своем открытые, но, как это часто бывает, когда делаешь глупость и просишь никому ненужное разрешение, муха тут же превращается в слона: судья заявила, что не может взять на себя такую ответственность, и за разрешением мне следует обратиться аж к первому председателю апелляционного суда. «А почему сразу не к министру юстиции?» — пошутил Этьен, совсем не удивленный таким поворотом. И тут до меня дошло, что на новую хозяйку кабинета давит тень ее предшественника, и она, должно быть, видит во мне наемного шпиона, эмиссара Императора, вернувшегося, чтобы вызвать к жизни призраки Реставрации.