В первой части своего труда Бернард выступает в защиту миссии, возложенной на рыцарей Христовых. В этих целях он противопоставляет новое рыцарство, тамплиеров, мирскому рыцарству — то есть всем остальным рыцарям без исключения: «И куда же заведет нас это мирское воинство (
Это красноречивое обличение войны вписывается в долгую традицию Римской церкви. Война, это последствие первородного греха, может быть только дурной и несправедливой. Это самый страшный бич человечества. Но подобная фундаментальная система взглядов уже сразу столкнулась с реальностями повседневной жизни. Когда по приказу Понтия Пилата когорта римских солдат пришла схватить Иисуса в Гефсиманском саду, у апостола Петра под одеждой был спрятан меч, который он хотел пустить в дело. Наверняка меч находился у апостола не случайно. Эта характерная деталь многое говорит о группе людей, стоящих «вне закона», — Иисусе и его учениках, которым постоянно приходилось быть настороже. Однако Иисус помешал Петру ввязаться в схватку, которая, без сомнения, обернулась бы не в его пользу. Этот отрывок из Евангелия не ускользнул от внимания Отцов Церкви, которые несколько нюансировали богословский тезис о неприятии насилия: война, целью которой является захват добычи и почести, незаконна. Но справедливая война, которая прежде всего ведется ради спасения жизни, разрешена — если все остальные средства погасить конфликт исчерпаны. Св. Августин даже создал целую теорию «справедливой войны»: «Есть так называемые справедливые войны, которые мстят за несправедливость. Такие войны ведут против народа или государства, отказывающихся наказать преступления своих людей или вернуть то, что было расхищено вследствие несправедливости». Бывший грешник и приверженец манихейства, епископ Гиппонский добавляет: «Я не верю, что воин, убивающий врага как судья и палач, которые обрекают на смерть преступника, совершает грех; ведь все они действуют в рамках закона». Правда, Св. Августин не уточняет, каково происхождение этого закона — божественное или человеческое. Важно, что его слова напрямую перекликались со словами Бернарда Клервоского: «Человек, покончивший со злодеем, не убийца, а борец со злом. Он мстит за Христа тем, кто творит зло; он защищает христиан. Если же его убивают, то он не погибает, ибо достиг своей цели. Смерть, которую он несет, угодна Христу; его же собственная смерть идет ему самому на пользу».
Это суждение кажется довольно категоричным. Однако это несколько не в духе Бернарда Клервоского: он был более осторожным и образованным богословом, чтобы попасться в ловушку. Он вспоминал слова Исидора Севильского, жившего в VII веке: «Справедливой является та война, которую начинают после предупреждения, чтобы вернуть свое имущество или отбить нападение врагов». Вот почему Бернард, обращаясь к тамплиерам, добавляет: «Без сомнения убийство — зло в любом случае, и потому я запрещаю вам убивать этих язычников, если мы сможем найти другой способ помешать им притеснять христиан. Но в нашем нынешнем положении лучше сражаться с ними с оружием в руках, нежели позволить им владычествовать над праведниками из-за страха, как бы те в свою очередь не перешли на сторону неверных».
[20]