Вот ключевое событие для понимания процесса тамплиеров. После этого
«У нас нет протоколов этих слушаний, они находятся в архивах Ватикана. Но они известны благодаря… Наполеону, который был увлечен делом тамплиеров и приказал захватить в Риме секретные архивы. Возможность их прочитать была, и Рейнуар проанализировал их до того, как они были возвращены. В них не было найдено чего-то существенно нового, тем более не нашли и ключа к загадке тамплиеров; но известно, как минимум, что эти документы широко подтвердили материалы предыдущих допросов; к тому же и Климент V ясно об этом скажет».
Вот тогда папа Климент объявил о своей воле в булле от 12 августа 1308 года. Он подтвердил, что участь ордена зависит только от него одного, но проблема слишком сложна и серьезна, чтобы он мог вынести окончательное решение сразу. Он учредил комиссию, в главе которой поставил архиепископа Нарбоннского, выбранного за его беспристрастность (он отказался скрепить печатью постановление об аресте тамплиеров), а в помощь ему назначил трех епископов и компетентных монахов. Эта комиссия должна была в течение двух лет представить свой отчет о расследовании. Затем, различая сам орден — зависевший только от него — и отдельных членов ордена, понтифик передал их в ведение инквизиции, оставив за собой право судить четырех высших сановников, участь которых он собирался решить позднее.
Большинство французских епископов ненавидели тамплиеров. Другие монашеские ордена — тоже. Особенно яростными врагами были доминиканцы, причем не по духовным мотивам, а исключительно по прозаической причине: тамплиерам часто доставались выгодные церковные бенефиции, на которые претендовали доминиканцы. Небесполезно будет упомянуть, что в многочисленных епархиях с тамплиерами обращались из рук вон плохо, пытали их или отправляли на костер, как в Париже и Сансе, где архиепископ, брат Ангеррана де Мариньи, был беззаветно предан Филиппу Красивому. В любом случае, комиссия выслушала и другие признания, иногда более развернутые и обстоятельные, чем раньше; однако большинство тамплиеров признались добровольно, без применения силы. Тем не менее в других странах все обстояло по-иному.
В Португалии монарх просто отказался арестовать рыцарей Храма. В Кастилии начали следствие, но оно не привело ни к каким ощутимым результатам. В Арагоне епископы провели расследование, но остереглись выносить обвинительный приговор храмовникам. В Англии дело закончилось компромиссом, в результате которого большинство тамплиеров даже не тронули. В Германии почти все они были оправданы: те же члены, которые подверглись осуждению, были наказаны за свои личные преступления. То же самое происходило на Кипре. Решительно, процесс тамплиеров был прежде всего французским делом: в других европейских странах ордену никогда не удавалось достигнуть такого могущества, как во Франции, и создать такую плотную сеть орденских резиденций. Поэтому угроза со стороны рыцарей Храма была гораздо меньшей, а ненависть к ним — значительно слабее.
Орден попытались защитить, но делали это только сами тамплиеры. Однако дело защитников, которые иногда вели себя необычайно отважно, было обречено на провал. Несмотря на все старания брата Пьера Булонского, исчезнувшего неизвестно куда еще до завершения процесса, все прочие защитники ордена отказались продолжать свой труд. Осталось лишь несколько братьев, которые отказались от своих первоначальных признаний и до конца отрицали вину ордена Храма. Но в случае с Жаком де Моле все обстояло иначе.
4 ноября 1309 года великий магистр предстал перед папской комиссией. Допрос велся со всей возможной объективностью и гарантиями: комиссия подчинялась понтифику, а не королю или местным епископам. Жака де Моле попросили выступить в защиту ордена, что было логично, поскольку он являлся его великими магистром. Ответ его был обескураживающим: «Я не настолько знающий человек, как следовало бы… Я готов защищать орден изо всех своих сил… но задача эта представляется мне не из легких: как его защищать надлежащим образом? Ведь я пленник папы и короля, и у меня есть только четыре денье на эту защиту». Тогда Моле зачли признания, сделанные им до этого в присутствии трех кардиналов, и попросили объясниться. Он потребовал два дня на раздумья, которые были ему предоставлены. Комиссия даже уточнила, что он может думать больше этого срока, если пожелает.