— Можете идти за мной, — бросил он нам через плечо и ускорил шаги.
— Как это, как это, как это? — прошипел я в ухо Одноглазого.
Тот недоуменно пожал плечами и отправился за Болтуном.
— Но этого же не может быть! — я снова догнал учителя. — Мы же вместе с тобой видели… Он что, правда живой?
— Теплый — подтвердил Одноглазый.
Вот мать его! Живой! Как же это он спасся? Толкнув Одноглазого плечом, я обогнал его и, как бы невзначай похлопал Болтуна по спине. Он показался мне каким-то упругим и неприятно склизким на ощупь. Пришлось резко отдернуть руку и внимательно осмотреть ее. Рука как рука. Не почернела и не отвалилась. Тяжело вздохнув и притормозив, я шепотом поинтересовался у Одноглазого:
— Ты когда его за морду трогал, ничего необычного не заметил?
— Она была чистой. Морда. Ни крошки манны на ней было. У него не такой длинный язык, чтобы так чисто слизать все, — подумав, ответил учитель.
Я почесал затылок, прикинул одно к другому и, снова догнав Болтуна, объявил его спине:
— Ты укусил неслыша за язык или начал щекотать ему небо — вот он тебя и выплюнул!
— А ты обсосался сверх меры и еще стукнулся головой, наверное, да к тому же и предатель…
Подняв в ушах специальную пленку, не пропускающую болтунскую речь, я опять притормозил и сообщил Одноглазому:
— Морда у него чистая от того, что у неслыша слюней много.
— Слюни, — по привычке поправил меня учитель.
— Слюнь, — по той же старой привычке поправил учителя я. — Болтун ему либо язык прокусил, либо небо защекотал. Я склоняюсь к первому. Зубы у Болтуна — самые острые в Семье.
— Наверное, — кивнул учитель.
Еще раз догнав Болтуна, я опустил защитную пленку у себя в ушах.
— … а он еще и стенал: "Отдай соль, отдай соль!", и я ему как другу…
— Больно было? — попытался я перекричать бульканья торопыги.
— Еще бы не больно! Никогда бы не подумал, что ты, Скок, можешь из-за какой-то паршивой соли мне, своему другу, в нос дать, даже если…
— Да я не про это, а про неслыша!
Болтун, не останавливаясь оглянулся:
— Про какого неслыша?
— Про того, который тебя съел.
Торопыга гулко постучал себя по голове и отвернулся. О боги, ну как это он все время делает? Я всегда завидовал умению Болтуна привести в любом споре такой шикарный последний аргумент! Вот постучит он так по своей башке и чувствуешь себя пустоголовым дурак дураком, и, главное, ответить не можешь, не получается. Всю оставшуюся дорогу наверх я осторожно простукивал в разных точках свой череп, пытаясь извлечь из головы необходимый гул, но увы, увы…
Глава 3
— Вот он! — ликующе вскричал Болтун, первым выкатившись из щели на ровную поверхность Сладкого плоскогорья.
Я осторожно высунулся наружу, посмотрел сначала налево, потом направо — так, кажется, всегда учили — а затем прямо. В самом деле — вот он.
Слава богам, соль создающим!
Слава неслышам, цветки завалющим!
Светиться красным нутро у него!
Марица будет моя!
Ого-го, ого-го, ого-го!
Эх-ма, жалко, что стихи никому не нужны. Не ценят людишки искусство словосплетения, не видят, какой поэт у них в Семье пропадает. Но ничего, вот когда я стану Стариком, то сначала в Семье, а потом, когда дорасту до бюрочлена, то и во всей Долине, а чуть позже, когда буду Говорящим Волю Богов, то и во всем мире стихи станут государственным языком. Вот так. Ну а как же им не стать, если я буду изъясняться с чадами своими только красиво:
“Мне боги сказали, что ничего не прислали”.
Вот ведь как в жизни бывает, чудеса, да и только. Встречается обычная женщина с обычным мужчиной. Ничего особенного. И вдруг, смотрите и падайте ниц! Рождается у них Ребенок. Нет, так не бывает. Папаня у меня что-то совсем блеклый был, никакой. Нора — водопад — нора, иногда с друзьями на рыбалку или охоту, но опять же в соседнюю нору. Как говориться, чего тут уметь, отламывай да соси. Нет, не папаня был мой папаня. Думаю я, что без бога какого здесь не обошлось. Обернулся Кто-то папулечкой моим, да и к мамулечке моей подвалил, когда законный папулечка отламывал да сосал! И вот что еще думаю. Не может бог так просто взять и прикинуться человеком, не по закону это, нет, не по закону. Сдается мне, что собрался Совет Богов… нет… не просто Совет, а Верховный Совет Верховных Богов и постановил послать…
— Дерьмо! — Одноглазый беспардонно прервал мои мысли. Просто возмутительно, до чего нечуткими бывают люди.
— Что дерьмо, что дерьмо? Вот он лежит себе — нас ждет. Вокруг ни души. Резко встали и пошли, — Ух, ты, опять стихи.
— Дерьмо, говорю, лежит. Видишь? И сдается мне, что это не просто дерьмо, а дважды дерьмо. Дерьмовей некуда. Как по-твоему, чье оно, Скок?
— Птичье, чье-чье. Сам не видишь, что ли?
— А запах?
— Что запах?
— Ужасный запах, — встрял Болтун.
Последовавший за этим долгий и скучный диспут двух специалистов и одного дилетанта тактично опускаю, дабы не засорять ваши головы совершенно не нужными особыми знаниями.
— … ну ладно, ладно, сам вижу, что прожилки красные. Сдаюсь. Не знаю. Да мне и плевать!