Жмурки (СИ)

Перед входом «Санктъ-Петербургъ Опера» маялся Тарас.

Забыв, что надобно хотя бы делать вид, что он — человек, стригой парил над землёй, двигаясь вправо и влево — словно ходил в задумчивости из угла в угол.

Увидев лимузин, стригой рванул дверь лимузина, как только машина остановилась.

— Ну где вас носит? — начал он, но потянув носом воздух — от моих вещей пахло кровью — отступил. — Кого вы убили?

— Все ответы в багажнике, мон шер ами, — Алекс выставил из салона трость, следом — начищенный ботинок.

Я мельком оглядел свои: вроде чистые.

Тарас мгновенно оказался возле багажника, положил ладонь на металлическую крышку… И кивнул.

— Займусь, как только закончится этот балаган, — буркнул он.

— Сделай милость, — шеф водрузил на голову цилиндр и бросил недовольный взгляд на меня.

Но я уже был рядом. Цилиндр и перчатки я держал в руках — уверен, что надев их, буду выглядеть глупо.

Алекс уже развернулся, чтобы идти в театр, когда Тарас издал тихий, но от этого ещё более зловещий, шепот.

— Стой!..

Подбежав к шефу, он обнюхал его, как овчарка, которая ищет ганджу.

Алекс закатил глаза, но Тарас уже смотрел на меня.

— Что сие значит? — вопросил он.

— Только не надо патетики, — буркнул Алекс, словно его застукали за чем-то предосудительным.

— Он спас мне жизнь, — сказал я.

— Ну я же просил… — шеф опять закатил глаза.

Тарас прищурился, вдохнул ещё раз — словно пытался запомнить, запечатлеть в памяти этот запах. И выдохнул.

— Слава Богу, там нет стригоев, — сказал он. — Надеюсь, остальные не догадаются.

— Тебя не это должно сейчас волновать, мон шер ами, — высокомерно бросил Алекс и принялся подниматься по ступеням, чётко отстукивая тростью.

— До жути хочу услышать, как так вышло, — пробурчал Тарас, пока мы поднимались вслед за шефом.

— Суламифь всё видела, — сказал я.

Девушка осталась в лимузине — чёрная туша его медленно вползала на стоянку.

А ведь ещё и десяти утра нет, — сердито думал я, входя в широко распахнутые золочёные двери. — А нам уже так весело, что хоть вприсядку пускайся.

Ни разу не был в опере. Как-то не фанател, что-ли. Вот шеф частенько выбирался — разумеется, под ручку с очередной ослепительной пассией.

Я вздохнул.

Значит, сердечные привязанности мне теперь долго не светят. Впрочем, как и шефу.

Последняя мысль принесла мстительное удовлетворение.

Удачное место для ассамблеи, — решил я, войдя вслед за шефом в небольшой зал.

Камерное, без лишних изысков.

В данных обстоятельствах это — большой плюс.

На сцене обитал президиум.

Некоторых я узнал: мадам Пульхерию, Гобсека, господина Плевако… К моему огромному удивлению, отец Прохор тоже был там.

Я не сразу понял, что это он.

В парадной шелковой рясе, с благообразно расчёсанными на пробор волосёнками и с короткой бородкой, чудо-отрок смотрелся на пару десятков лет старше.

Автоматически я принялся искать глазами Гиллеля. Привык уже: где святой отец, там неподалёку и рабби.

Но кладбищенский сторож махнул нам из первого ряда партера — там пустовало как раз три кресла…

С независимым видом, словно так и надо, Алекс пошел вдоль сцены.

В зале, как накатившая волна, постепенно установилась тишина. Все смотрели на нас. Я это чувствовал — словно ледяные иголки пронзали череп и вонзались прямо в мозг.

Добравшись до своего кресла, Алекс выпустил трость и принялся тягуче-медленно снимать перчатки.

Все ждали.

Наконец, словно только что уловив всеобщий интерес, шеф демонстративно оглядел зал.

А потом молвил:

— Продолжайте, господа. Я вас не задерживаю.

Я восхищенно выдохнул.

Столько апломба, столько превосходства — да он их одним своим тоном посадил в глубокую лужу.

А ведь где-то здесь и те, кто «заказал» нападение на нас, — я тоже оглядел зал.

Первые ряды пестрели знакомыми лицами, кто сидит дальше, я не видел.

Но заказчик точно здесь — я чувствовал исходящую откуда-то сбоку волну удивления, недовольства и жгучего, как раскалённая кочерга, интереса.

Где-то за сценой, в полной вздохов тишине, раздавалось мерное тик… так…

Сначала я напрягся. По старой памяти решил, что это бомба. Но через мгновение понял: метроном.

Интересно, и кому это пришло в голову запустить метроном?

Впрочем, это же опера. Кто-то репетирует, гоняет гаммы…

Тарас молча плюхнулся рядом со мной.

Господин Плевако на сцене легонько постучал деревянным молоточком.

— Итак, милостивые государи, — сказал он затхлым, как старый собачий коврик, голосом. — На повестке дня последний вопрос. Объявлять ли Санкт-Петербург открытой зоной. С сутью все уже ознакомлены, так что вопрос ставится на голосование.

Стряпчий опять стукнул молоточком.

А потом поднёс обтянутую желтой кожей руку ко рту и кашлянул.

Зуб даю: из его рта вылетела моль.

По залу, как холодные змеи, поползли шепотки.

Слухи о том, что наш город хотят объявить открытой зоной, ходили давно.

Это значит: таких, как наши сегодняшние уличные знакомые, станет по-настоящему много. В поисках приключений, заработка и защиты в Питер начнут стекаться все, кому не лень.