Три пары глаз уставились на меня со скоростью вскинутых в полной боевой готовности ружей, ещё мгновение — и грянет залп. Интересно, кто выстрелит первым. В глазах Антонио трепетала тревога: ему, вероятно, было стыдно за меня перед товарищами, и он опасался новой каверзы с моей стороны. Престес смотрел просто выжидающе: он напоминал тяжёлобольного, у которого пришедшие его навестить посетители отнимают слишком много сил. При взгляде на Ольгу возникал образ закусившей удила лошади, в бока которой впились шпоры наездника: ещё чуть-чуть и она пустится галопом. Глядя на них обоих, мне пришло в голову, что в этой паре скрипка, конечно же, Престес: превосходный инструмент, отличающийся восхитительным певучим тоном и несравненной красотой, но вот только без смычка от этого замечательного инструмента не много толку, а смычком, вне всякого сомнения, была Ольга.
Я, между тем, вальяжно развалившись в кресле, лениво стряхивая с сигареты пепел, поигрывая на носке полуснятой туфелькой, неторопливо продолжала свою речь:
— Кофе — удивительный напиток, божественный. А коли так, то человек, выращивающий его, — почти бог. Если вам доведётся побывать в Эспириту-Санту, я покажу вам мою плантацию. Сейчас там произрастает один сорт — Сантос. Раньше мы ещё выращивали Робусту, но в этом году я её извела: она менее вкусна и не так ароматна. Хотя, правда, более урожайна и деревья лучше переносят болезни. Но мы работаем на спрос. А покупатели любят Сантос. Вот это, действительно, бесподобный кофе! Но мы его ещё немного улучшаем в процессе прожаривания, добавляя к зёрнам немного пряностей — гвоздику и корицу. Сейчас нам конкуренцию составляет только колумбийская Арабика и йеменский Мокко. Но, как говорится, о вкусах не спорят. И лучший кофе — это тот, что нам нравится.
Как я и ожидала, храпящая, напрягшаяся от копыт до холки лошадь рванула в карьер.
— Вы гордитесь тем, что принадлежите к стану дармоедов?
— Кого вы называете дармоедами, донна Ольга? Без ложной скромности могу сказать, что знаю весь процесс производства кофе: от посадки кофейного деревца до поставки экспортёрам готовой продукции. Я могу на глаз различить сорта кофейных зёрен. Знаю, как спасти урожай от паразитов и ржавчины. Смогу защитить деревья от ветра и засухи. А ещё — выкрутиться в кризис, когда все в панике вскинули лапки кверху, и не только сохранить своё дело, но и приумножить капитал. А что можете вы? Раскатывать по всему миру в каютах класса люкс, есть и пить на всём готовом, на средства, не вами заработанные, и плевать в тех, кто создаёт то, что вы с таким со смаком и удовольствием потребляете?
Глаза Ольги сузились.
— Да будет вам известно, госпожа Антонелли, большая часть моей жизни прошла в нужде и лишениях, поэтому все ваши упрёки совершенно беспочвенны.
— Только не надо прибедняться! — перебила я. — Вы сами, собственными руками натянули на себя арестантскую робу!.. В отличие от меня, вам посчастливилось родиться в обеспеченной семье. Вам не приходилось с пелёнок думать о том, где раздобыть кусок хлеба. Вы могли выбирать — быть чистенькой или замараться. А мне выбирать было не из чего: или грязь, или смерть. Другого не дано.
— Никакие обстоятельства не могут нас вынудить поступать не по совести, — многозначительно произнёс Престес, намекая, очевидно, на тёмные пятна в моей биографии.
— Верно, — согласилась я. — только вот у каждого из нас своё понятие о совести.
Он опустил глаза.
…По окончанию трапезы, оставшись наедине с Престесом, я подошла к нему и настоятельно попросила, чтобы он и Ольга немедленно покинули мой дом. Понимая, что они не имеют возможности свободного передвижения, я предложила им помощь: деньги и провожатого. У меня не было ни малейшего желания благоприятствовать этим людям. Просто хотелось поскорее очистить свою жизнь от их присутствия.
— Мой помощник сегодня же вывезет вас за территорию штата, а там — и за пределы Бразилии. Можете выбирать любую страну, куда вас доставить — я оплачу все расходы. Насчёт безопасности — не беспокойтесь. Ваши фотографии на каждом пограничном пункте, но доверенное лицо, которое будет сопровождать вас, человек надёжный, опытный: ему и не из таких переделок доводилось выкручиваться.
— Благодарю за помощь, сеньора Антонелли, — в тусклом голосе Престеса не ощущалось ни малейшей благодарности. — Но мы не можем покинуть Бразилию.
— Да почему, чёрт возьми?!
— Мы потерпели неудачу в некоторых штатах, но революционное движение не заглохло. Мы с Ольгой должны оставаться здесь, чтобы поднять провинцию на всеобщую забастовку. Теперь наша позиция укрепляется ещё и общей борьбой с фашизмом.
— Это безрассудство!
— Нам приходилось работать и в более тяжёлых условиях.
— Если вы в ближайшие сутки не уберётесь из Рио, за вашу голову никто гроша ломаного не даст.
— Мы не так уязвимы, как вам кажется. Сейчас на какое-то время нам, конечно, необходимо затаиться, а потом мы продолжим борьбу… А вот, Антонио, действительно, придётся уехать. Теперь, когда у нас с Ольгой связаны руки, он единственный, кто сможет связаться с товарищами из других штатов.