Жмых

Я делила комнату с конюхом Лукашем, его младшим сыном Карло и беременной невесткой, и целыми днями вынуждена была выслушивать, как старик и девушка на два голоса распевают своих жалобные воззвания к Деве Марии. Иногда Карло, заметив мои нахмуренные брови и поджатые губы, сердито обрывал их: «Хорош досаждать сеньоре!.. От ваших слёз только сырости больше…». Но, замолчав на какое-то время, они заводили свою любимую волынку на новый лад — вспоминая, как погибли Жозиас и Бьянка. «Мы в ущелье прятались… Домишко-то водой залило… Сын ещё радовался: слава богу, мол, что Бьянка с ниньей осталась, хоть кто-то выживет… Кто ж знал, что она нас искала… Доплелась, бедняжечка, и, как подкошенная, рухнула… Он — к ней, она — не дышит…», — верещал Лукаш. «Никогда не видела, чтоб мужчина так убивался!.. Рыдал прям, как ребёнок!» — подхватывала женщина. «Я ему — Жозиас, сынок, уходить надо, опасно… А он упёрся — пойду хоронить — и всё тут! На руки взял её — и из дому… Так вместе и сгинули… Я сам видел, как их водой накрыло…». И тут уже приходила в бешенство я: «Да замолчите вы, наконец, или нет! Без вас тошно!»…

Но, как оказалось, все эти душещипательные разговоры были лишь прелюдией к моим злоключениям — супруге Карло вздумалось рожать… Почти целые сутки я провела без сна, находясь на подхвате у доктора, и потом ещё долго в моих ушах звенели его резкие, бранчливые окрики: «Ещё воды!.. Сухое одеяло, скорее!.. Поищите в моём саквояже бинты…», а перед глазами кружили, как на огромной багровой ладье, чадящая керосинка, окровавленные тряпки, плошки с кипячёной водой… Доктору следовало бы выбрать себе в помощницы кого-то другого: уж кто-кто, а я точно не годилась на роль повитухи, от чего, в свою очередь, долго и упорно открещивалась. Но он настоял, чтобы подле него находилась именно я. «У вас чистые руки и железные нервы», — со странной улыбкой заключил он, и смог меня убедить.

…Когда я поинтересовалась у Карло, как он назовёт свою дочь, он невозмутимо ответил — в честь святой, в день которой случилось рождение, и тут же осёкся: «Матерь Божья!.. Но какой же сегодня день?..». На вопросительный взгляд молодого человека я лишь устало пожала плечами: «Не помню, спроси у доктора…». Но доктор ориентировался во времени ничуть не лучше нашего: когда воздух, которым дышишь, наполнен смертельной опасностью, и день с ночью сливаются воедино, сутки становятся длиннее, чем обычно, и ты теряешь им счёт.

…Вода пребывала и очень скоро поднялась выше всех отметок на измерительных приспособлениях. По затопленным дорогам, как по реке, плыли обмазанные глиной пучки соломы, некогда служившие крышей, вырванные с корнем деревья, мёртвые лошади, коровы и овцы. Иногда к верхушкам деревьев, торчавшим над водой, прибивало вздувшиеся, распухшие тела людей: даже при сильном желании опознать их не представлялось возможным; как только эта вязкая тлеющая масса застревала меж ветвей, её тут же обхватывало со всех сторон целое облако копошащейся живности: пауков, скорпионов, муравьёв, многоножек. Во время наводнения, когда гибло всё живое, эти твари, вцепившись друг в друга, не только с невозмутимым спокойствием перемещались по воде, точно большой шевелящийся плот, но и умудрялись неплохо поживиться: любая гниющая плоть, выступающая над мутными бурлящими потоками, становилась их пищей.

…Вскоре подвалы дома оказались затопленными. Я с ужасом понимала, что долго нам не продержаться. Если дожди затянутся хотя бы ещё на неделю, мы все погибнем. Но даже если произойдёт чудо, и они прекратятся, нам всё равно конец — пока вода спадёт, мы перемрём с голоду. Мои работники, правда, успели вытащить из погребов все заготовленные впрок продукты и выкатить бочки с вином, но их надолго не хватит — чтобы прокормить всех моих постояльцев, запасов нужно раза в четыре больше.

— Голод нам не грозит, — услышала я за своей спиной.

Вздрогнув, я обернулась: не глядя на меня, Матео Феррас сосредоточенно раскуривал свою трубку; судя по его мокрому одеянию, с которого струями стекала вода, он только что явился с улицы… Он бросил к моим ногам связку небольших, нанизанных на прутик, рыбёшек.

— Плавает прям во дворе, подставляй шляпу и лови — красота!

Оказывается, пока я предавалась унынию, он успел обо всё позаботиться.

Подхватив добычу, я невольно улыбнулась: несколько трепещущих сизых хвостиков тут же обдали меня фонтаном мелких брызг.

— Будь благословенна, милосердная Мадонна!.. — молитвенно сложив руки, проговорила я. — Пойду, скажу мужчинам, чтоб наловили ещё — здесь на всех не хватит…

— Я бы воздержался от употребления в пищу этой рыбы… — услышала я голос доктора, задержавшего меня на полпути. — Снаружи — полно трупов. Она может быть разносчиком болезни.

— И что вы предлагаете? — вызывающе бросил Матео Феррас. — Загнуться с голодухи?

— Я знаю, что эту рыбу есть опасно.