Жнец

Но он все равно вонзил в нее свои клыки, вытягивая все соки, пока давление в груди не стало предельным, будто она вот-вот взорвется и разлетится на миллион частиц, которые уже никогда не собрать воедино. Эти частицы навсегда затеряются в глубинах ее разума, в уродстве, в черноте, в пустоте, пытавшейся поглотить ее, словно черная дыра.

Пальцы сомкнулись вокруг ее горла.

Пожиравший ее монстр поднял голову.

Морана отбивалась от руки, крепко державшей ее за шею, впивалась ногтями во все, до чего могла достать, в попытке убежать от всего глубоко внутрь себя.

Ее запястья быстро оказались перехвачены одной рукой и заведены ей за спину, а та, что держала за шею, хорошенько тряхнула ее голову.

– Посмотри на меня.

Три слова проникли сквозь туман в голове.

Этот уверенный тембр.

Резкий тон.

Виски.

Грех.

Моране был знаком этот голос. Она знала этот баритон, отозвалась на слышимую в нем холодность. Она цеплялась за него, жадно глотая сочащийся в нем виски, позволяя ему стекать в горло и наполнять тело, согревать изнутри, пока ее сотрясала дрожь.

Темнота, застилавшая обзор, слегка рассеялась, отвратительное чувство, захватившее ее в плен, ослабило хватку.

– Дыши.

Она моргнула, пытаясь прогнать черноту.

Раз.

Два.

Чернота отступила, а за ней осталась…

Синева.

Чистый голубой цвет.

Бесподобный голубой цвет.

Морана устремилась к ней, к этой ослепительной голубизне, напоминавшей горящий сапфир, к темным зрачкам, которые расширились в этих голубых омутах, к напряженному, сосредоточенному на ней взгляду.

Она устремилась к ним, не смея моргнуть, чтобы не утонуть снова, не смея отвести взгляд, чтобы не потерять этот якорь.

Боже, как она замерзла.

Ужасно замерзла. До кончиков пальцев на руках и ногах. Морана чувствовала, как по спине бегут мурашки, но, как ни старалась, не могла прогнать лед.

Давление в груди усилилось.

– Дыши.

И вот что-то сильное, крепкое и теплое прижалось к ее груди, двигаясь в ритме, который помогал сдвинуть давящий на нее камень. Морана ухватилась за это, позволила себе сосредоточиться на ритме прикосновений и попыталась его повторить.

Нечто, что прижималось к ее груди, сжалось.

Морана вторила движению.

Вдох.

Первый поток воздуха, наполнивший легкие, едва не лишил ее сознания.

Жадно, неосознанно она вдыхала как можно больше воздуха, не сводя глаз со сверкающей голубизны. Она не узнавала себя в это мгновение, но узнала эти глаза.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

– Дыши.

Дыхание.

Она дышала.

Чернота, застилавшая все чувства, медленно отступала; прикасавшиеся к ней длинные пальцы монстра отпускали, отдалялись и исчезали по мере того, как ее физические ощущения и разум вновь объединяли свои силы. Тени отступили, возвращая ей прежде затуманенную ясность.

Постепенно, со временем она пришла в себя.

Постепенно, со временем начала осознавать окружающую обстановку.

Ощутила его присутствие.

Пока он удерживал ее.

Сковывал ее.

Окутывал ее.

Морана осознала, что все так же сидит на кухонном табурете, а ее ноги расставлены, чтобы он мог встать между ними. Осознала, что он намеренно прижался к ней всей верхней частью тела, чтобы она могла уловить каждый его вдох, могла подстроиться под ровный ритм дыхания и успокоить бешеное биение своего сердца. Она осознала, что одна из его крупных ладоней за запястья удерживает обе ее руки у нее за спиной крепкой, но не болезненной хваткой. От этого жеста он еще плотнее прижался к ее груди.

Мощная дрожь сотрясла все ее тело.

Пальцы на шее слегка сжались.

Внезапно Морана остро ощутила, что эта большая, грубая ладонь держит ее за горло.

Но не чувствовала из-за этого угрозы.

Даже притом что она видела, как Тристан Кейн душил людей этой самой рукой, точно так же держа их за горло, она посмотрела в его пылкие глаза и впервые не почувствовала угрозы.

Она ощущала себя защищенной.

В безопасности.

Неприкасаемой.

Чувство было для нее новым, и в этот момент слабости она позволила себе насладиться им.

Морана не помнила, как он здесь оказался и когда пришел. Все, что происходило между моментом, когда она пролила кофе, и этим мгновением, не запечатлелось в памяти.

Что с ней, черт возьми, произошло? Ей что-то подмешали в кофе?

Морана сразу же прогнала эту мысль. Она сама приготовила напиток.

Дело в чем-то другом.

Пока она пыталась осмыслить последние несколько минут и отдышаться, Тристан Кейн начал убирать руку от ее горла.

И монстр снова поднял свою уродливую голову.

– Нет.

Она не узнала собственный голос, не узнала слышимое в нем отчаяние и гортанно выкрикнутую потребность.

Он замер, в его глазах вспыхнуло что-то первобытное, и ее сердце забилось быстрее, грудь стала вздыматься чаще, прижимаясь к его груди, пока они смотрели друг другу в глаза.

Тристан Кейн молча усилил хватку.

Что-то внутри нее успокоилось.

Она знала, что никогда не была эмоционально зависимым человеком. Никогда ни в ком не нуждалась. Но в это мгновение где-то глубоко внутри она осознавала, что ей необходимо, чтобы он не двигался. Не отходил от нее, не отступал, не убирал руку, пока она окончательно не придет в себя.