Жнец и его тень

— Верно подметил, нет. Да и как такой суд уважать, ежели нет в нём ни твёрдости и прозорливости? Как бабка сердобольная, ей богу! А коли лихоимец в другой город придёт, где его знать не знает никто, и там за старое возьмётся? Как крысу чумную от своего двора в соседский подбросить. Давить её по уму надо. А князь наш на кого сие обязательство переложил? На богов! Боги-то те на хулу в свой адрес не всегда отзываются, куда уж там о человеческой правде беспокоиться? Али на диких зверей? То и вовсе курам насмех...

— Диковинно слышать, как ты о других городах печёшься, — поморщился Велеслав, сомнения нахлынувшие отгоняя. — Больно складно сказываешь, да с трудом верится.

— А ты не знал? — улыбка глумливая до ушей растянулась. — Я ж известный человеколюбец, не то, что ты, обиженный отрок, который только и делает, что кому-то и что-то доказывает.

Уязвил так уязвил, в самое больное попал, все помыслы потаённые в сердце прочёл — всё как про нечистых духов поговаривают, как бы Хан от того не отбрехивался. И будто глаза открылись вдруг, события прошлых месяцев сопоставив:

— Вот, значит, какую плату ты берёшь, чёрт — кровь человеческую. Некрас, сотник за ним следом. Кто ж следующим сгибнет?

— Тот, кто тебе и всем честным людям жить мешает, — ответствовал Хан невозмутимо. — Всяких встречных и поперечных не трону, не по нутру мне это, что бы ты там не надумывал.

— Да кто ж тебе право дал решать?

— Здравый смысл.

— А, знаешь, вот что, — чем дольше Велеслав с ним разговоры разговаривал, тем глубже увязал в паутине его скользкого красночерия. Не выпутаться из такой — только разрубить. — Странно мне, что ты вечно неподалёку околачиваешься, будто вовсе дел у тебя нет никаких. Иди-ка ты в свою орду, небось пригорюнились без своего Хана. А мне на глаза больше не показывайся, чувствую я, что коли обожду ещё немного — вовек не сверну с кривой дорожки.

Ждал он речей язвительных, брани заковыристой, но нет. Подошёл Хан близко-близко, в глаза пристально взглянул:

— Что ж, в терем я тебя определил, как наверх пробираться, подучил, может и сам дальше управишься. Но запомни, брат мой, я — как дух твоего бессилия. Когда, вдоволь нагулявшись по тропе своей праведной, в тупик вернёшься — то вернусь и я.

Отпрянул резко, к окну метнулся, на подоконник вскочил ласточкой:

— Здрав будь, Велеслав!

Да так и ухнул вниз, раскинув руки. А светлица-то высоко — ей-ей разобьется, ежели снизу стога какого не окажется!

Хотел Велеслав глянуть, да не поспел — стук в дверь раздался. А за дверью той Мировид стоит, улыбается. Склонил Велеслав голову повинную:

— Ты прости меня, что так долго спал, лень свою тешил...

— Вчера столько всего случилось, считай, жизнь твоя поменялась, — отвечал Мировид без укора, — так отчего ж не поспать, мысли не упорядочить?

А после свёрток протянул, бечевой перетянутой:

— Вот, рубаху тебе принёс новую. Коли ты теперь со мной, так и вид надобно иметь соответствующий.

Рассмотрел Велеслав подарок начальственный, да так и ахнул: ткань тонкая, ниточка к ниточке вытканная, и цвет такой насыщенно-синий, дорогой, видать краской крашено. Добрым знаком ему это представилось — будто всё теперь иначе будет, получше прежнего.

Оделся он поскорее, лицо водою ополоснул да вслед за Мировидом пошёл — пора обеда приближалась. В тереме в дневное время — суета. Будто целый город под одной крышей! Слуги корзины разные с места на место перетаскивают, дружинники дозором ходят, писари степенно вышагивают...

Но вдруг свернули они в проход малый — а там тишь, будто и не терем вовсе. И идёт навстречу лицом-то девица, да перекошенная какая-то, одно плечо выше другого поднимается. На шее обереги мерзопакостные болтаются — лапы куриные да и всякая подобная гадость. Как с плечом поравнялась: будто время замедлилось. Приостановилась она, прошипела, точно змея:

— Ты, ведьмак, что хочешь делай, по терему броди, девок тискай, золотом разживайся, но запомни накрепко: будет возле князя только одна знахарка...

Сказала, да прочь заковыляла, ногу подволакивая.

Велеслав Мировида догнал, спросил прямодушно, не удержавшись:

— Это что за нечисть по терему бродит?

Десница воеводин ухмыльнулся, сравнение оценив:

— Марья это, травница. Уж до чего мерзкая бабёнка, но без неё никак: лихорадку лечит, боль от ран облегчить может, роды принять, чтобы и младенец, и роженица в здравии остались...

— Нужное дело, — признал Велеслав, да больше не сказал ничего, крепко задумавшись. Знахарка, стало быть, да ещё и княжеская. Надо полагать, и чары творить умеет, одними-то травами все хвори не вылечишь. Велеслав же волшбе не обучен вовсе — а коли так, чего это она его ведьмаком обозвала, да с угрозой такой, будто он на место её метит? Тоже что ли слухам досужим поверила, али просто рожа, как то обычно бывает, не понравилась? На себя бы в таком случае посмотрела, может, тоже перекосило не от великой добродетели! Но вот чего он бы точно делать не стал — так это догонять и переспрашивать... Так, поворчал про себя, да и из головы выбросил.