Жнец у ворот

Катапульты Навиума непрерывно мечут огонь и камни, но это недостаточная защита от сотен боевых кораблей, которые в ответ обстреливают город. Комендант с Острова приказывает разместить две с половиной тысячи солдат в руинах юго-восточного предместья, где ожидается высадка карконов. По большей части это отряды ополченцев, как говорит мне Декс. Плебеи – верные защитники своих семей – обречены на гибель, если мой план не сработает.

Декс находит меня во дворе казарм Черной Гвардии. Плебеи, которым мы предоставили там убежище, очень взволнованы. У многих родственники в ополчении, и сегодня им предстоит встретиться с Гримарром и его ордой в бою. Все они лишились домов и имущества. С каждой секундой надежда на то, что они сумеют вернуть это, слабеет.

– Мы готовы, Сорокопут, – говорит Декс.

По моему приказу две дюжины людей, не умеющих ничего, кроме как подчиняться приказам, будут убиты. Вестовые, часовые на сторожевых башнях, барабанщики, передающие приказы… Если мы хотим победить Гримарра, надо сначала обезвредить Коменданта. А это означает – перерезать ее линии сообщения. Другого способа нет. После того, как барабанщики умолкнут навеки, у нас будет всего несколько минут на осуществление своего плана. И этот план должен сработать.

«Хочешь низложить ее? Для этого сначала надо стать такой, как она».

Я отдаю Дексу приказ, и он исчезает. За ним следует отряд в двадцать человек. Несколькими секундами позже прибывает Авитас со свитком. Я беру его и узнаю печать Керис Витурии. Литера К ясно видна и плебеям, окружающим меня. Новости распространяются быстро. Итак, Керис Витурия, комендант города, женщина, из-за которой сгорели плебейские предместья Навиума, послала Кровавому Сорокопуту и ее Черной Гвардии письмо.

В глубине души я благодарю Кухарку, где бы она сейчас ни была. Это она добыла для меня печать, рискуя жизнью. И передала печать мне вместе с посланием: «Что бы ты там ни задумала, пусть это сработает, потому что если она нанесет ответный удар, он будет жестоким. И придется туда, где ты менее всего ожидаешь и где будет больнее всего».

Я открываю письмо – на самом деле это пустой лист пергамента – и притворяюсь, что читаю его, а потом бросаю свиток в ближайший костер, будто бы придя в ярость.

Плебеи наблюдают за мной с растущей тревогой. Я почти преуспела. Почти готово. Эти люди – сухой хворост, который только и ждет искры огня. Я готовила их к этому моменту всю неделю, рассказывая истории про Коменданта, которая пирует вместе с Отцами патрициев, пока плебеи страдают от голода. Поползли слухи, что Керис Витурия хочет захватить корабли карконов и создать из них торговый флот. Поэтому Отцы позволят безжалостному Гримарру разгромить и юго-восточное предместье, лишь бы кварталы патрициев и торговцев остались целы. Все это ложь, но в ней есть доля правды, в которую легко поверить и которая легко возбуждает народный гнев.

– Я никогда не пойду на это, – заявляю я громко, чтобы все слышали. Я изображаю гнев, который быстро перерастает в настоящий. Для этого мне достаточно вспомнить преступления Керис – как она пожертвовала тысячами жизней только для того, чтобы получить корабли для войны, задуманной Князем Тьмы… Как она воспользовалась страхом и слабостью Отцов, которые всегда ставят свою жадность выше нужд народа… Она предательница, и то, что я сейчас делаю – первый шаг к ее низложению.

– Сорокопут, – Авитас отступает на шаг, играя свою роль с большим мастерством. – Но это же приказ. Приказ есть приказ.

– Не в этих обстоятельствах, – отвечаю я. – Она не может просто отсиживаться в башне – в башне, которую она украла у лучшего адмирала этого города – и думать, что мы не бросим ей вызов.

– У нас нет столько людей…

– Если вы собираетесь бросить вызов Керис Витурии, – вперед выступает наш провокатор из Черной Гвардии, как бы случайно оказавшийся в толпе и переодетый плебеем, – тогда позвольте мне пойти с вами. Мне есть, за что ей отомстить.

– И я пойду, – Из толпы выходят еще двое мужчин, один из клана Аквилла, другой из клана Атрия. Я смотрю на прочих плебеев. Ну же. Давайте.

– И я хочу пойти, – вперед выходит женщина – не из моих провокаторов, незнакомая, – в руках она держит дубинку. За ней выходят и другие. Молодая девушка, похожая на ее сестру. И еще один мужчина.

– И я пойду! И я! – из толпы слышится все больше голосов, люди заражаются возбуждением друг от друга, и, наконец, готовностью горит вся толпа. Это зеркальное отражение бунта, который замышляла Мама Рила, только на этот раз бунтующих возглавляю я.

Я разворачиваюсь, чтобы идти, и вижу, что Авитаса рядом нет. Он отправился за солдатами ополчения, которых уже заранее склонил на мою сторону, и за плебеями из других наших убежищ.