Жнецы

Пожалуй, Леонардов можно было заподозрить в родственной связи, потому что между ними имелось определенное внешнее сходство. Оба рослые и поджарые, с рыжевато-соломенными волосами и бледной веснушчатой кожей (участки наиболее обильной россыпи напоминали тени от облачков). А впрочем, о том, связаны они родственными узами или нет, парней никто не расспрашивал. Ни об этом, ни о чем-либо другом. Леонардов потому и держали, что они олицетворяли собой типаж людей, подвергать которых расспросам кажется неразумным. Говорили они редко, а если это делали, то голосами тихими и ненавязчивыми, противоречившими самому характеру обсуждаемой темы. Но вместе с тем у собеседника не возникало ни тени сомнения в искренности этих парней. Ходил слушок, что они геи, но на самом деле Леонарды были фактически всеядны. Интимность Уиллиса и Хардинга никогда не носила физического характера, однако в остальном каждый из них не упускал возможности себя побаловать. Они делились и пользовались женщинами и мужчинами – иногда порознь, иногда совместно. При этом объекты их вожделения подчинялись когда добровольно, а когда и нет.

* * *

Вокруг постепенно светлело, дождь ненадолго перестал. Уиллис с Хардингом – оба в одинаковых джинсах, черных рабочих ботинках и просторных синих рубахах – ехали в кабине грузовичка. Леонард номер один сидел за рулем, а Леонард номер два лениво покуривал сигаретку, поглядывая из окна. Их основной ролью в операции было следить за северным мостом и прилегающей к нему местностью, а также патрулировать внешнюю кольцевую дорогу лихагенских владений на случай, если у тех двоих каким-то чудом получится прорваться через первоначальный кордон.

Рядом с парнями стояли пушки, из которых они грохнули Лайнотта с Маршем. Остальные ухайдакали вторую пару нарушителей. Хардинг ощущал мрачное удовлетворение от того, что Бентона, несмотря на его протесты, в дело не взяли. Бентона Хардинг не любил: местный жлоб, и никогда ему выше плинтуса не скакнуть. Вообще, если по-правильному, то в Нью-Йорк следовало послать их с Уиллисом, а не Бентона с его тормозами, но Бентон корешился с Майклом Лихагеном, а сын старика дал ему шанс исправиться и доказать себя. Что ж, кое-что Бентон и вправду доказал, причем однозначно: что он конченый козел, и ничего более.

Покончив с нарушителями у мостов, насчет дальнейших вторжений Уиллис с Хардингом могли больше не беспокоиться, но они взяли на себя патрулирование внешней дороги – так, на всякий случай. Между тем мыслями парни переключились на другие дела. Как и ряд других работников Лихагена, Леонарды не могли взять в толк, почему им не разрешают до конца разобраться с теми двумя посягателями. Зачем поручать это кому-то постороннему, да еще и платить за это немалые деньги. До них не доходило, что у человека, прибывающего сюда довершить убийство, могут иметься на это личные причины.

От размышлений Хардинга отвлекло единственное слово, брошенное Уиллисом:

– Глянь.

Он глянул. Справа от дороги был припаркован здоровенный, как танк, внедорожник, рылом в их сторону. С обеих сторон там тянулись сосны, а на бревнышке возле внедорожника сидел какой-то детина. Сидел вольготно, вытянув перед собой ноги, и нажевывал, кажется, шоколадный батончик. А рядом стоял пакет с молоком. Впечатление такое, что этому бугаю все на свете по фигу. Уиллис с Хардингом не сговариваясь решили, что такое отношение надлежит исправить.

– Он это чё вообще? – подивился Уиллис.

– Давай спросим.

Метрах в пяти от внедорожника Леонарды остановились и вылезли из кабины, дробовики непринужденно держа на ремнях. Детина дружелюбно им кивнул.

– Как дела, парняги? – спросил он. – Утро вроде ничего, на божьей-то земле.

– Земля эта не божья, – поправил Уиллис, – а мистера Лихагена. Боженька и тот сюда не заглядывает без спросу.

– Да неужто? А чего-то следов не вижу.

– Не видишь? А ты приглядись. Вон они, там. «Частные владения» – считай что на каждом столбе прописано. Ты, видно, с грамотой не в ладах?

Детина отхватил от батончика очередной кус.

– М-м, – промычал он сквозь шоколад с орехами. – Мовет, они там были, да я не ваметил. – И, прожевав, добавил уже разборчивей: – Слишком, наверное, увлекся: небо разглядывал. Такая, знаете, красота.

И вправду: в прогалинах туч розовым, прозрачным, теплым золотом играло утреннее солнце – зрелище, пробуждающее поэзию в сердцах даже самых косноязычных людей, за исключением разве что Уиллиса с Хардингом.

– Ты давай убирай свою байду, – провещал Хардинг своим тихим, вкрадчиво-зловещим голосом.

– Никак не могу, ребята, – сокрушенно развел руками бугаина.

Голова Хардинга повернулась чуть вбок, и он остро, по-птичьи посмотрел на незнакомца, как, должно быть, грач смотрит на червяка у себя под лапой.

– Ты меня, наверно, не расслышал? – спросил он.