Жнецы

– Да-да, наверное, не расслышал, – поспешно кивнул бугай. – Сказано как-то тихо. Надо бы громче, в полный голос. А то человеку бывает сложно мобилизовать внимание, когда другой что-то там шепчет себе под нос. – Он сделал глубокий вдох, а когда заговорил, голос из него рванулся зычно, громко: – Надо, чтобы в легких скопился воздух, и тогда слова полетят на силе ветра!

Батончик наглец дожевал, свернул обертку и аккуратно сунул в карман куртки. Затем потянулся было к пакету с молоком, но подошедший Хардинг пакет отпнул.

– Ой, а я так хотел допить, – обиженным голосом сказал бугаина. – Специально берег.

– Я тебе еще раз говорю, – уже в полный голос сказал Хардинг. – Мотай отсюда вместе со своим грузовиком.

– Так я ж сказал, что не могу.

Уиллис с Хардингом угрожающе подступали. Детина не двигался. Уиллис взмахом приклада кокнул правый подфарник внедорожника.

– Эй-эй, осторожней! – встревожился детина.

Уиллис его проигнорировал, то же самое проделав и с левой фарой.

– Убирай на хрен бандуру, – рыкнул Хардинг.

– Да я бы хотел, правда хотел бы, но никак не могу на это пойти.

– Не можешь?

Хардинг вогнал в ствол патрон, приставил дробовик к плечу и пальнул. Лобовое стекло осыпалось хрустальным дождем. Пострадала и кожаная обивка сиденья.

Детина всплеснул руками. На его лице было горестное удивление, а вот боязни не наблюдалось.

– Эх, парни-парни, – с плаксивым укором сказал он. – Ну зачем было это делать, а? Ну совсем ведь незачем. Такая ласточка красивая. Свои-то небось машины бережете, красоту цените. Это же вопрос… – он отчаянно искал нужное слово, – эстетики!

– Ты нас, я вижу, все равно не слушаешь.

– Да почему не слушаю – слушаю. Это вы меня никак не слышите. Я ж вам сказал: я бы ее и хотел убрать, да не могу.

Хардинг направил дробовик на хама. Его голос снова стал тихим и змеистым:

– Говорю тебе в последний раз. Убирай. Свою. Байду.

– А я в последний раз говорю: не-мо-гу!

– Да почему?

– Да потому что это не моя байда, а их! – сказал в сердцах бугай, указывая куда-то за Хардинга.

Оба Леонарда – и первый, и второй – обернулись. В сущности, это оказалось одно из последних движений, которые они совершили по жизни.

В качестве последнего им оставалось лишь пасть замертво.

* * *

Братья Фульчи – Тони и Поли – были ребятами неплохими. Начать с того, что у них очень четко обозначенные (хотя и незамысловатые) понятия о том, что правильно, а что нет. Однозначно неправильным, а значит, наказуемым, в их понимании считалось: трогать детей и женщин; трогать любого из немногочисленных друзей Фульчи; трогать любого, кто не сделал ничего, чтобы этого заслужить (это понятие трактовалось весьма вольно, во всяком случае применительно к тем, кому от Фульчи на данный момент причиталось, пусть даже в понимании наказуемых за сравнительно мелкие прегрешения); ну и наконец – а может, наоборот, прежде всего – обижать их горячо любимую маму Луизу Фульчи: это был откровенно смертный грех, подлежащий самой суровой и неотвратимой каре.

Правильным же считалось трогать любого, кто нарушил что-нибудь из вышеперечисленного. Вот, собственно, и всё. У иных обитателей прудов и водоемов нравственные воззрения отличаются, пожалуй, разнообразием большим, чем у наших братцев.

В штат Мэн братья Фульчи попали в подростковом возрасте, после того как их отец – человек горячий – оказался застрелен в ходе спора о маршрутах вывоза мусора в Ирвингтоне, штат Нью-Джерси. Луиза Фульчи желала своим сыновьям лучшей доли, чем быть неизбежно втянутыми в криминалитет, с которым был связан ее покойный муж. Уже в возрасте соответственно тринадцати и четырнадцати лет Тони и Поли смотрелись прямыми кандидатами на использование в качестве орудий тупой силы. Роста они тогда были еще среднего, но зато каждый весил вдвое больше своих сверстников – при уровне жира, заметьте, таком низком, что любая изнывающая на постоянной диете модель расплакалась бы от зависти.

Прискорбно, но есть личности, чья наружность обрекает их на определенный жизненный путь. Фульчи имели вид уголовников, и казалось неизбежным, что таковыми они и станут. Вероятность перехитрить судьбу осложнялась еще и эмоционально-психологическим складом братьев, который наиболее нейтрально можно описать как взрывной. Запальный шнур у обоих был так короток, что его считай не было вовсе. С течением времени какие только специалисты от медицины (в том числе и несколько представителей тюремной службы пробации) не брались сбалансировать эмоциональный фон братцев путем фармацевтического вмешательства – увы, всё тщетно. То, что медицинские светила обнаруживали для себя в процессе, оказывалось столь чарующим, что на эту благодатную тему можно было писать и писать научные труды и диссертации, согласись только братья Фульчи стоять на месте, пока их исследуют, измеряют и описывают, – но у них на это просто не хватало терпежу.