Да чему ж тут завидовать-то! Едва исчезнет «счастливица» за поворотом, как все они вернутся к своим ежедневным привычным делам, в родные избы, к родным людям, обедать сядут в том же кругу, что всегда, и спать устроятся, где привыкли. А что ждет ее? Где преклонит голову? Чем утолит голод? В чем найдет утешение? Да и найдет ли? От тоски и острой обиды, что ничего уже в жизни не будет так, как прежде, захотелось расплакаться, но в горле стоял жесткий ком — не раздышишься.
Подошел Мирута, смущаясь столпотворения, неловко, как-то наспех, обнял и отстранился. Лесане стало обидно, но… сватов он прислать не успел, потому и впрямь стыдно обжиматься на глазах у всех.
Молчаливый провожатый терпеливо ждал, когда с девушкой попрощаются все желающие, но по его каменному лицу было понятно — лучше с расставанием не затягивать. Мать обнимала дольше всех. Припала к дочери и заплакала — горько, безутешно, словно по покойнице… Как ни держалась будущая ученица Цитадели, а в носу сразу же защипало и щеки мигом стали мокрыми.
— Пора, — оборвал поток рыданий спокойный голос креффа.
Кое-как его спутница высвободилась из кольца ласковых родных рук и забралась в седло. Тронула поводья, и кобылка послушно двинулась вперед по дороге. Лесана оглянулась. Родители, прижавшись друг к другу, словно в томительной скорби, медленно шли следом, а за ними, держа за руки ревущих молодших, брела сестра.
Но вот крефф стегнул пегую кобылку по крупу, и она перешла на резвую рысь. Родной тын стал быстро отдаляться, и последнее что увидела девушка, прежде чем дорога сделала крутой поворот — маму, прячущую заплаканное лицо на груди у отца. А потом все скрыли голые черные деревья.
Долгий путь Лесане почти не запомнился, мелькали стволы сосен, пахло землей и влагой, в угрюмых черных ельниках кое-где еще виднелись грязные корки ноздреватого снега, но ветер был теплым и солнышко пригревало. Девушка ехала молча, и спутник ее не собирался завязывать беседу. Остро переживающая разлуку с домом, дочка бортника не терзалась ни голодом, ни жаждой, на душе было пусто и всякая мысль, казалось, может породить только гулкое эхо и ничего больше. Но вот крефф удержал коня, и Лесане пришлось последовать его примеру.
— Что? — спросила она и с ужасом осознала — солнце клонится к горизонту!
Скоро ночь, а вокруг непролазная чаща и ни единого признака жилья.
От ужаса свело живот.
Мужчина тем временем неторопливо спешился и шагнул в сторону раскинувшегося у дороги березняка. Спутница последовала его примеру и, схватив лошадку под уздцы, поспешила следом.
Ей было страшно. Хотелось забиться куда-нибудь под кочку, стать маленькой-маленькой и затаиться до утра, трясясь и обмирая. Ночь! И нет жилища, где можно укрыться!
Тем временем крефф невозмутимо снимал с коня поклажу: расстилал на земле толстый войлок, готовился развести костер. Он что же собирается ночевать под открытым небом?
— Господин, — тряским от почтения и страха голосом осмелилась спросить девушка, — мы разве не будем искать, где спрятаться?
Он покачал головой, не считая нужным отвечать.
У Лесаны засосало под ложечкой. Она была испугана, чувствовала себя глупой и жалкой. Пока маг обустраивал ночлег, девушка непослушными от волнения руками готовила себе ложе. Сумерки наползали медленно, но несчастной путешественнице уже казалось, словно чаща наполнилась звуками дикой жизни: где-то стонало, рычало и ухало.
— Господин…
Он прервал ее:
— Если тебе дали в дорогу еды, доставай и ешь. Если надо в кусты — иди, но быстро.
Она покраснела от стыда, однако поспешила прислушаться к этому более чем мудрому совету. Когда же будущая волшебница вернулась к костру, ее спутник лежал, вытянувшись на войлоке и отдыхал.
Впервые Лесана подумал о том, что ему, должно быть, мало радости скитаться по деревням и собирать там вот таких, как она — дрожащих жалких девок, боящихся каждого шороха и из родной деревни выезжавших в лучшем случае раз в год на ярмарку. Нешто это жизнь — трястись день и ночь в седле, объезжая отдаленные поселения, ночуя каждый раз под новым кровом? Она не представляла себе такого бытья и потому вдруг пожалела молчаливого странника.
Открывая берестяной кузовок с лепешками и вдыхая сдобный сытный запах хлеба, девушка задумалась о том, а был ли у креффа дом? Жена, мать, дети? Кажется он совсем одиноким. Лесана поднялась на ноги и подошла к спутнику.
— Угощайся.
Он по-прежнему молча сел, взял две лепешки, кусок мяса и неторопливо принялся есть.
Сотрапезница исподволь наблюдала. Никогда прежде она не видела подобных людей — молчаливых, и с таким остановившимся взглядом, по которому не поймешь — о чем сейчас думает его обладатель. Девушке захотелось подружиться со своим странным спутником. Ну неразговорчивый, и что? Из дядьки ее тоже трех слов за седмицу не дождешься, но ведь человек он хороший. Просто неболтливый. Так может и этот тоже? Ведь за что бы ему ее не любить? Верно, не за что.
— Когда мы приедем в Цитадель? — тихо спросила дочка бортника.
— Через шесть дней, — последовал равнодушный ответ.
Шесть дней! Так далеко!
— Ты наелся?
— Да. Пора спать.