Жнецы Страданий

— Мира в дому, — ответил Клесх, про себя усмехаясь — долго ему еще будет аукаться юношеская выходка, коей сроку было уже больше десятnbsp;ка лет. Память у Главы долгая. И не один год пройдет, прежде чем он перестанет видеть в креффе боевых магов припадочного звереныша.

— Майрико.

Целительница вскинулась. А смотритель продолжил:

— От тебя ныне толку не много. Собирай заплечник. В Росстанях лекаря ждут. У них там лихорадка черная детей косит. Хоть делом займешься. До лета молодших выучеников твоих Русте передаю. Ты покуда разъездами займешься. Засиделась, гляжу, в четырех стенах. Мира в пути.

— Мира в дому, — эхом отозвалась лекарка.

Со своего места подала голос непривычно тихая Бьерга:

— Не дело Нэд, креффами разбрасываться, — напомнила она. — Больно лют ты по окраинам их распихивать. Да и Клесх прав, не по силам девке Дар достался, иные вон гнутся да не ломаются. А она себя так и не приняла. Нет тут ничьей вины, кроме ее собственной. Какой бы из нее наставник вырос, коли она сама взрослеть не хотела?

Правы были и Клесх, и Бьерга, и Дарен, и Лашта. Правы. Понимал это Нэд. Но глодала мага досада, что пришлось потерять девку, которая могла спасти жизни многих. Не по плечам ей ноша оказалась. А по-другому тоже нельзя было. Не станут Ходящие ждать, когда каждого выученика с поцелуями да благословлениями из Цитадели проводят. И простой люд надеется на магов, что защитят те, не оставят в беде. Оттого-то и растят из послушников волков-бирюков, запрещая им слабости. Девку-дуру не жаль, жаль что Дар такой пропал втуне. Дай Боги последняя эта потеря будет. Но и креффам науку преподать надо. Клесху за то, что дерзок и вежество забывает. А Майрико для острастки, пусть мягкосердечность свою попридержит.

Тяжело вздохнув, Нэд махнул рукой:

— Ступайте с миром. Клесх, готовь Фебра. Майрико, детьми займись. Как воротитесь, погляжу, умерить вам наказание или нет.

Креффы стали подниматься с лавок, но тут всех осадил Ихтор:

— Глава, а что с девчонкой-то делать? Не по-людски это отдавать тело выученикам резать да поднимать. Может, упокоим с миром? Чего послушников-то бередить?

Смотритель потемнел лицом:

— Кто посмеет хоронить — запорю! Ее упокоение с миром в мертвецкой будет. Чтобы щеглы ваши запомнили: не будет им ни обряда, ни упокоения, ежели еще кто решит трусость свою явить.

Целитель склонил голову и направился к выходу. Переневолить Главу не смогла даже Бьерга, настаивать сейчас на своем — только лишний раз покаранным быть.

Следом за Ихтором потянулись и остальные.

* * *

Как Бьерга оказалась в мыльне, она и сама не поняла. Сроду ее не тянуло в царство Нурлисы, но сегодня колдунья, видать, так глубоко ушла в мысли, что не заметила как пришла именно в этот угол Цидатели. Хотя, возможно, ноги принесли ее сюда потому, что здесь было единственно тихое место? Не сновали выученики, не мелькали креффы, не бродили прислужники.

Опустившись на лавку возле печи, некромантка раскурила трубку.

И сразу же в дальнем углу зашевелилось, зашуршало, зашаркало… Обитательница жаркого подземелья полезла со своей лежанки, обрадованная случаю хоть кого-то обругать.

— Приперлась, кровососка? У-у-у… ведьма костлявая! — Нурлиса переваливаясь на кривых ногах подковыляла к гостье. — Пришла к старухе, чтоб та тебе сопли утерла? Так не дождешься!

И она зло распахнула жерло печи и принялась шуровать в углях кочергой.

— Ну, чего молчишь-то?

— Хоть сегодня язык свой усмири, — женщина устало вздохнула. — Без того тошно.

— Ах, тошно? — затрясла старуха раскаленной кочергой. — Дак я тебе ныне еще тошнее сделаю! Ты, все ты, зверище лютое, виновата. Ты да эти, холуи твои. Не влезь вы, жива была бы девка. Я тебе говорила, пожнешь что посеяла! Ишь ты, решила, будто можешь чью-то судьбу поменять! Так поменяла. Упыриха! Девка теперь в каменоломне окажется и не будет у вас нового креффа!

— А ты и рада! — огрызнулась Бьерга, признавая в душе правоту карги.

— Рада… — горько проговорила бабка. — Чему тут радоваться-то? Что вы, кровопийцы, душу невинную сгубили? Да не одну ажно. Две целых! Забыла, как тебя, соплюху, учили — не ко всем лютость подходит, кому-то и ласка нужна. Были бы вы ласковы да терпеливы, авось и выученица жива осталась, и страх свой изжила, но вам, нелюдям, терпеть моченьки нету! Вам сразу все подавай! Вот и хлебайте теперь, да хлебальники не порвите! Ты хоть, кикимора, знаешь, кем сын бы ее стал?

Старуха приблизилась к собеседнице, подслеповато заглядывая в глаза.

— Не знаю. И никто не знает. Не дано живым знать наперед что исполнится! — отрезала Бьерга.

— Так то — живым, — протянула бабка. — Ты у мертвых спроси, девонька. Спроси, что им ведомо. Молчишь? Разучилась мертвых слышать? Куда уж тебе. Ты только и можешь, что губить да хоронить. От того-то все умения и потеряла. Дура.

И Нурлиса бросила кочергу в угол. Колдунья встала, нависая над бабкой.