Излившись на Тамира, Нурлиса отправилась прочь из раздевальни. Что погнало после этого бабку на улицу, она и сама не знала. То ли внезапная тоска, то ли желание вдохнуть свежего воздуха. Оказавшись во дворе Цитадели, старуха повела носом, словно принюхиваясь — не пахнет ли весной. Весной не пахло, куда там! Пахло отчаяньем и горем, что разлились, будто вязкий кисель и мешали дышать полной грудью. Много бед эта зима принесла, а, сколько еще принесет, только Боги ведают.
Склочница поковыляла к позорным столбам, поглядела как Лашта порет тощенького паренька, что, зажмурившись, извивался под кнутом, сплюнула под ноги пробормотав: «Убивцы, все как есть тут убивцы, как земля-то только носит вас!»
Покруживши по двору, бабка сцепилась со старшим конюхом, полаялась с кухаркой, пожелала провалиться попавшемуся ей на пути Русте и уже собралась было возвращаться к себе, как столкнулась с Бьергой.
— У-у-у, кровососка, опять ты! Нет от тебя прохода, бродишь, честным людям свет застишь.
— Это ты что ли честная? — усмехнулась некроматка.
Вот только усмешка у нее вышла грустная, да и глаза были потухшие.
— Уж почестнее тебя буду, — огрызнулась Нурлиса и потащилась прочь.
— Постой, — окринула ее крефф. — Поговори со мной, муторно, сердце щемит.
Впервые в голосе колдуньи слышалась просьба.
— Ну идем, — сварливо отозвалась старуха, — на холоде я кости старые студить не буду. Что? Приперло, труповодка? Коли ко мне — змее подколодной — кинулась, а не к полюбовнику своему, знать, совсем тяжко пришлось? А? Чего молчишь-то?
Нурлиса не была бы Нурлисой если бы не съязвила.
— Ты поменьше языком про полюбовника трепи, как бы он тебе его не вырвал, — сказала в ответ колдунья.
— Пусть Хранителей благодарит, что я ему мужицкую стать не оторвала, когда ты ко мне в соплях пришла каяться, что дите прижила! — проскрипела бабка и, не оглядываясь, поковыляла в свою нору.
Непривычно тихая Бьерга, как привязанная, пошла следом.
Оказавшись в жарко натопленной коморке, обе женщины долго молчали. Одна не собиралась начинать разговор, другая не знала, что сказать да и следует ли делиться с едкой бабкой своими страхами. Высмеет ведь.
— А на душе было тяжко…
— Глава Клесха и Майрико отослал, — наконец, промолвила крефф. — Одного на пару с выучеником оборотней гонять, другую детей от черной лихорадки лечить. Боюсь как бы, пока их нет, не случилось чего.
— Ну, дуреху-то эту — за дело. Почитай, только из-за ее глупости угробили девку, — протянула старуха. — Но вот, почто наставника магов боевых убирать из Цитадели? Нэд давно умом скуден стал, никак властью не натешится. Уж пора бы ему забыть ту выходку Клесха, а он все помнит и, знай себе, парня по любой провинности, как щенка, за ворота выкидывает. Довыкидывается, что тот в один день не вернется, а станет магом дорог. Вот тогда полюбовник твой все локти себе до плечей сгрызет, да поздно будет.
— Не любовники мы, в прошлом все, — досадливо поморщилась некромантка.
— То-то я погляжу, вы друг с дружки глаз не сводите, — махнула рукой бабка. — Может, в телах жар и остыл, а души-то горят еще.
— Да не об этом же я тебе толкую! — Бьерга даже топнула всердцах и принялась раскуривать трубку. — Боюсь как бы, пока Клесха нет, с девкой его что не случилось.
— Да чего с ней случится? — махнула рукой Нурлиса. — Откормили кобылищу. Нет, даже не надейся, эта с Башни не шагнет.
— Крефф некромантов горько усмехнулась:
— Не шагнет. Порода не та. Они ведь схоронили лекарку-то. Упокоили прошлой ночью. Не побоялись гнева Нэда. Он запретил по обряду ее упокоить, велел в мертвецкую на выучку отдать.
— Старуха покачала головой:
— О-хо-хо… И впрямь Глава умом скорбен стал. Он что, забыл, кто девка была? От лютости совсем голову потерял? Беду накликать хотел? Иди, иди, глаза-то ему раскрой! Совсем уж очумел на старости лет.
— И Нурлиса принялась выпихивать Бергу из душной коморки.
— Не слышит он меня! — вцепилась в собеседницу колдунья, и столько было в ее голосе отчаяния, а в глазах мольбы, что она стала похожа на раненую птицу, которой жестокие дети перебили крылья.
— Бьюсь, да бестолку все. И Майрико нельзя было отсылать, лекарей учить надо, а сейчас обозы пойдут с хворыми, Русте с Ихтором не разорваться — у них молодняк. Старики, что Койри, что Ильд, что Рэм, что другой кто, уже не так оборотисты. Они и на совете больше помалкивают, перегорело в них все. Оттого и выучеников им более не дают.
— Эх, — бабка всердцах махнула рукой, — окаянные! Одна маета от вас. Вот она — власть — голову-то как кружит, разум как туманит. А? Вы-то, креффы простые, едва не Богами себя возомнили, а про него что говорить? Не был Нэд таким, я ж помню!
— О да… Нурлиса умела ударить, чтобы побольнее. Бьерга опустила глаза и глухо сказала:
— И я другим его знала, — в голосе женщины сквозила затаенная нежность.
Нурлиса покачала головой. Еще у двоих судьба не сложилась, как не складывалась ни у кого в Цитадели. Даже если зарождалась в здешних стенах любовь, то вырывали ее безжалостно, с корнем, как сорняк. Прижигая сердца болью, как каленым железом. Вот только шрамы всю жизнь ныли…