Ночью я спал не очень хорошо, то и дело просыпался. Горный воздух, конечно, способствовал крепкому сну — зато карабкающиеся по горной дороге грузовики, шумно переключающие передачи, ему препятствовали. Их взрёвывания навеяли на меня беспокойные сны, один из которых оказался так же ярок, как и тот сон в Гоа, где неплавучий спасатель не сумел меня спасти. А в этом сне я, Мани и двое наших химачальских клиентов оказались втиснуты в кабинку — похоже, ту самую, которая поймала меня в делийском отеле. И в этой тесноте я безуспешно пытался провести презентацию рекламной кампании. «Ваджит хампер экспо», — говорил я, отчего-то не в состоянии произнести что-либо осмысленное. А может быть, я говорил на самодельном эсперанто Мани.
«Мистер Келли пытается объяснить вам, — переводил эту белиберду Мани, — что на этой фотографии он снят только по пояс».
Мани вечно опаздывал, но в этот раз он встал ни свет ни заря. Он позвонил мне в безумную рань, в шесть утра, выдернув меня из очередного кошмара (который я тут же, к счастью, забыл), — и предложил отправиться на прогулку.
— Но ещё чересчур рано! — пытался протестовать я.
— Ранняя пташка червячка съест!
— Я червей не ем.
Он хохотнул, но остался неумолим:
— Значит, жду вас внизу через пятнадцать минут.
Было ещё довольно темно и, главное, прохладно. Прохлада — это было очень приятно для разнообразия. Мы прошлись по Моллу, свернули на Крайстчёрч и пошли вверх по Джакху-Хилл. По сторонам улицы стояли бунгало, более английские чем Агата Кристи, но по их черепичным крышам сновали бурые мартышки.
— Хануман — бог-обезьяна[145]
, он один из основных персонажей «Рамаяны», — сообщил Мани, когда подъем стал заметно круче. — Как-то он одним прыжком перелетел из Индии на Шри Ланку.— А какое отношение это имеет к Шимле?
— А он отдыхал тут, когда спешил спасти жизнь брата Рамы, Лакшманы. В память об этом событии на вершине воздвигли храм.
Я посмотрел вверх. Казалось, перед нами не просто холм, а одна из величайших вершин Гималаев. Пик горы скрывался в облаках.
— Мы что, должны вскарабкаться на самый верх?!
— Если хотите, можете бежать бегом. Когда я был ребенком, я туда взбегал…
Он действительно побежал — почти. Но с моими лёгкими, полными делийской сажи, да на этой высоте, и дышать-то было непросто, а уж бежать… Я заковылял следом как мог, тщательно избегая встреч с обезьянами[146]
— по мере приближения к храму их не только становилось больше, но и сами они как будто стали крупнее. На вершине я наконец настиг Мани. Он стоял, вглядываясь в густой туман.— Да, вид отсюда теперь уж не тот, что прежде, — грустно заметил он. Помнится, точно такую же фразу произнес Берт Ланкастер в фильме «Атлантик-Сити». Он там имел в виду Атлантический океан.
Мы вернулись в отель к завтраку. Правда, это был очень поздний завтрак. Там мы узнали, что наша презентация произвела большое впечатление на директора Департамента по туризму и что «буквально с часу на час» он примет окончательное решение. Часы стали днями — я начинал уже думать, что мы по ошибке провели презентацию не для Департамента по туризму, а для Департамента по задержкам и проволочкам… но всё это, похоже, заботило Мани так же, как и меня. То есть очень мало. Я наслаждался отдыхом, я лично переживал собственные рекламные разработки, оказавшиеся чистой правдой: Химачал-Прадеш и вправду был противоядием от городского ада.
Через четыре исполненных покоя дня в нашем горном убежище мы решили расширить свой кругозор, для чего предприняли поездку на игрушечном поезде по узкоколейке, ведущей из Шимлы в Калку[147]
. Даже по современным стандартам это — замечательный образец инженерного искусства, включающий подъём на 4200 футов[148], 102 туннеля и 870 мостов. Мне жутко не хотелось в очередной раз связываться с индийской авиацией, и я намеревался доехать до самой Калки, а там пересесть на экспресс до Дели. А Мани остался бы ждать решения директора Департамента по туризму. Однако в железнодорожной кассе в Шимле мне сообщили, что мой план неосуществим.— Отчего же? — спросил я, заранее готовый к ответу, не имеющему ничего общего с вопросом.
— Невозможно гарантировать место в делийском экспрессе. Слишком короткий срок, — объяснили мне. — Надо было заказывать раньше.
Пришлось нам удовольствоваться поездкой до третьей станции. Кроме того, мы наняли машину, такую же, как та, что попыталась доставить нас в Чайлу — она должна была следовать за поездом, чтобы затем отвезти нас назад в Шимлу.
До отхода поезда оставалось немного времени, и я решил сфотографировать старинного вида паровозик. В тот миг, когда затвор щёлкнул, из кабины высунулась голова в тюрбане.
— Доброе утро, сэр! — сказала голова. — Вы, как я вижу, профессиональный фотограф?
— Скорее любитель с некоторым опытом, — ответил я.
Машинист спустился с площадки паровоза и торжественно вытянулся передо мной, протягивая руку для рукопожатия.
— Я — Б.С.Джилл, машинист этого поезда. И я — самый знаменитый машинист в Индии.
Я пожал ему руку.
— В самом деле? И что же вас прославило?