Жонкиль

Она посмотрела на свое сильно поношенное пальто и юбку и поспешно подогнула рваный манжет белого хлопчатобумажного джемпера так, чтобы его не было видно. Ее лицо приобрело мрачное, даже сердитое выражение.

— Я выгляжу плохо, — сказала она. — И ты знаешь это. Ты всегда ведешь себя со мной, как джентльмен. Ты бы сказал, что я хорошо выгляжу, даже если бы я была в лохмотьях. Но тебе было стыдно представить меня своим нарядным друзьям. Впрочем, я и рада, что ты не сделал этого.

— Детка! — воскликнул он. — Ради всего святого, не будь такой смиренной. Я не представил тебя потому, что не было времени, но я собирался.

Ее худенькое личико с довольно широкими скулами и заостренным подбородком просияло. Ее голос, который был от природы грубоватым и низким, стал почти хриплым от волнения, когда она сказала:

— Ты всегда очень мил со мной, Ролли. О, Боже, я вечно забываю, что ты сердишься, когда я тебя так называю, Роланд.

— Глупый ребенок, я не сержусь, но так звала меня бабушка. Поэтому мне не нравится, когда это имя звучит из уст кого-нибудь другого. Я очень сентиментален, не так ли?

— Ты для меня как бог, ты знаешь это, да? — сказала она.

Поставив локти на стол и подперев лицо руками, она с обожанием смотрела на него.

— Я никогда, никогда не забуду, как ты был добр ко мне, ведь я чуть не протянула ноги месяц назад.

— Фу, перестань, — сказал он. — Ешь.

— Подумать только, ты пригласил меня сюда. Ты — джентльмен, а я такая ободранная и бестолковая, — продолжала она. — Ты мог бы водить обедать леди, такую, как та, с которой ты только что разговаривал.

Он напрягся и сказал со странной улыбкой:

— Она не хочет, уверяю тебя.

— Она, может быть, слабоумная какая-нибудь? — предположила Поппи Хендерсон.

— О, нет, она очень разумная. Я ей просто не нравлюсь.

— Боже! — воскликнула Поппи. — Подумать только, есть женщины, которым ты не нравишься.

Роланд протестующе поднял руку.

— Прошу тебя, детка, перестань молоть чепуху. Ты знаешь, я не выношу этого.

Она вздохнула и воткнула вилку в картошку.

— Хорошо. Больше не буду. Но расскажи мне о леди, Ролли, то есть Роланд! Она такая хорошенькая, такая элегантная. Но как гордо она с тобой разговаривала!

Губы Роланда скривились. Жонкиль — элегантная, гордая... Это действительно была не та Жонкиль, которую он встретил на балу у Поллингтонов. Как время изменило их... всех их!

— Поппи, — сказал он. — Ты помнишь, я рассказывал о девушке, на которой я женился, и как низко я поступил с ней?

— Да.

— Ну вот, эта леди, с которой я только что разговаривал — моя жена.

Поппи вытаращила на него глаза.

— Это она?

— Да.

— О, Боже! Значит, она сумасшедшая. Я всегда говорила, что девушка, которая вышла за тебя замуж и не хочет жить с тобой, просто буйнопомешанная.

— Нет, Поппи, я же рассказывал тебе, как нечестно я поступил, какую отвратительную штуку я сыграл с ней. Я во всем виноват.

— Может быть, и так. Но ты же сожалеешь об этом и хочешь, чтобы она простила тебя. Она, должно быть, не в своем уме, раз не прощает тебя.

Роланд усмехнулся.

— Да, боюсь, она не простит меня.

— Боже ты мой! — сказала Поппи страстным полушепотом. — Будь я на ее месте, я бы простила тебе все.

Его глаза смягчились.

— Ты глупый ребенок, — сказал он. — Ты не должна растрачивать свою любовь на меня. Я говорил тебе это много раз.

— Почему это тебя беспокоит? Я совсем не жду, что ты влюбишься в меня. Но я обожаю тебя и буду обожать.

Роланд немного покраснел.

— Пожалуйста, не надо, — сказал он. — Ты ставишь меня в неловкое положение, Поппи.

— Тебе нечего стыдиться, — сказала она. — Ты для меня, как святой, никогда ничего не домогался, никогда ничего не требовал. Не то, что другие парни.

— Мужчины — животные, эгоистичные животные, Поппи.

— Но не ты! — возразила она с жаром. — Ты не такой, ты Роланд.

Роланд не знал, что сказать. Он был тронут непринужденностью ее признания, но чувствовал себя неловко. Несмотря на обширный опыт общения с женщинами, он никогда прежде не встречал ни одной, которая была бы так трогательно смиренна, так обожала бы его, как Поппи Хендерсон. Это нисколько не радовало его. Большинство мужчин чувствовали бы себя польщенными и воспользовались бы ее любовью. Но Роланд был достаточно порядочен; кроме того, любовь Поппи никоим образом не могла заглушить его страстного стремления к Жонкиль, надежды на прощение, желания быть с ней, около нее, раскаяния за то, что произошло.

Жонкиль изменилась. Сегодня это была выдержанная, довольно циничная, умудренная жизнью девушка. Но все равно это та Жонкиль, которую он полюбил впервые в жизни. Однако теперь ее можно было не только обожать, но и уважать. Он увидит ее сегодня в шесть. Она, конечно, сдержит обещание. Но что можно сказать или сделать, чтобы заставить ее поверить в искренность его раскаяния, заставить ее простить его? Он был в отчаянии.