Жонкиль

— О, — прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами и ощущая легкий трепет от прикосновения его руки. — Вы имеете в виду — тайно?

— Пока... Скажем, до возвращения твоего отца...

Жонкиль колебалась. Он просил ее обмануть бабушку... встречаться с ним, не сказав ей ничего, даже не рассказав о нем. Это было бы нехорошо... Но однако искушение было слишком сильное. Роланд Чартер был для нее теперь центром вселенной.

— Ну, детка? — донесся до нее его ленивый голос. — Как насчет того, что я сказал?

— Я не знаю, — сказала она с легким взволнованным смехом. — Но дома так скучно и печально сейчас, и мне так все там надоели.

— Кроме того, идет Рождество, — сказал он беспечно. — Я бы хотел приехать в Чанктонбридж и пожелать тебе веселого Рождества.

— Вы хотели бы — в самом деле? — спросила она, затаив дыхание. Ее глаза вспыхнули от счастья, но она боялась верить ему: не шутит ли он над ней?

Чартер обнял ее обеими руками — легко пока что — и с улыбкой посмотрел в ее ясные вопрошающие глаза. В Жонкиль было что-то чистое и привлекательное, что-то притягивало его, хотя ее никак нельзя было отнести к тому типу женщин, которые вызывали в нем страсть. Она была ребенок... но довольно занимательный, прелестный ребенок... не так глупа, как он сначала подумал. Несколько раз за вечер он был поражен решительностью, силой, которая скрывалась за всей ее робостью, за неловкостью неопытной юности.

Ему не составляло труда очаровать ее в этот короткий вечер. Однако он понял, что при необходимости она может постоять за себя, даст смелый бой, если кто-то рассердит ее или надоест ей.

Но сегодня не было боя. Она воплощала в себе нежную, пылкую, юную женственность, уступающую его нажиму. Он знал, что она горит желанием снова увидеться с ним.

Внезапно он привлек ее к себе.

— Ты прелесть, и ты обязательно позволишь мне приезжать и видеть тебя. Это будет нашей прекрасной тайной... пока... а?

Она не отвечала. Прикосновение его руки, биение его сердца у ее груди, первый зов страсти и пола были для нее так новы, сладостны, пугающи и непреодолимы; она чувствовала их пьянящее воздействие. Что толку в суровом воспитании... занятии спортом... в незнании мужчин и света? Жонкиль Риверс была истинная женщина, и она полностью отзывалась на обаяние этого человека, первого, кто заключил ее в свои объятия.

Она почувствовала, как его губы слегка коснулись ее губ, волна острого, почти болезненного наслаждения, как огонь, пробежала по ее жилам. Его губы теснее прижались к ее губам. Страсть и нежность завладели Чартером, когда он почувствовал сладость ее губ.

Она безропотно лежала в его объятиях, ее веки были прикрыты, лицо бледно от глубины переживаний.

Когда долгий поцелуй закончился, Чартер рассмеялся и слегка оттолкнул ее от себя.

— Не надо было этого делать. Я ужасно веду себя. Прости меня, пожалуйста, дорогая, — сказал он. — Я думаю, что сам дух Рождества... или ты... ударили мне в голову. Ты простишь меня?

Она готова была простить ему все. Его поцелуй был откровением для нее, чудом, которое открыло ей существование нового мира. Роланд разговаривал с ней, стоя очень близко, но не целовал ее больше. Он видел, что она борется с охватившими ее чувствами, и ощущал себя жуликом; он хотел быть нежным и заботливым в отношениях с ней. Взяв ее руки в свои, он заговорил с нарочитой непринужденностью:

— Ну, дитя, давай договоримся о моем приезде в Чанктонбридж. Как мне сообщить тебе, когда я приеду?

— Вы можете написать, — сказала Жонкиль.

— Бабушка интересуется твоей корреспонденцией?

— Она не вскрывает мои письма, если вы это имеете в виду. Между прочим, я уже взрослая, — сказала она.

— Никто бы не подумал этого!

— Ну вот еще! — рассмеялась она смущенно и высвободила свои пальцы. Первая горячая волна страсти прошла, и, хотя трепет остался, она внезапно почувствовала неловкость и некоторый испуг, ведь в конце концов человек этот ей почти не знаком. Бабушка сказала бы, что она ведет себя возмутительно, безответственно!

Роланд понял ее беспокойство.

— Ну, дорогая, не думай, что ты совершила что-то дурное, — сказал он мягко. — Потому что это не так.

— Не так?

— Конечно, дорогая. Ты воспитывалась в викторианском духе, но сейчас 1927 год, Жонкиль, и любовь не является преступлением.

— Нет, — сказала она серьезно. — Я согласна с этим. Конечно, я читала... я знаю, что современные девушки позволяют себе многое. Только вы — вы просто сбили меня с ног, Роланд.

— Не переживай из-за этого, девочка.

— Хорошо, не буду, — сказала она.

Он понял, как она отважна. То, что происходило с ней, шло вразрез со всеми теми условностями, которые ее учили соблюдать; она просто свободно и естественно отвечала на зов любви. Он нежно положил руку ей на плечо.

— Мне неловко просить тебя обманывать бабушку, но ты говоришь, что она не разрешит тебе пригласить меня в Риверс Корт до тех пор, пока мистер Риверс не вернется домой, но я не могу ждать до тех пор; пожалуйста, позволь мне видеть тебя тайно.

— Хорошо, — сказала она безрассудно.

— Я пошлю тебе записку, напишу, когда я приеду. Где мы увидимся?