Жопа

В вечернем платье с глубоким декольте, отрытом в той же гардеробной, что и сталкеровский смокинг, Ника выглядела просто отпадно. Не зря Светка бесится — у неё-то самой в этом свадебном наряде со всякими рюшечками-фигнюшечками, кружевами и поддельной розой вид совершенно комический. Глядя же на Нику, Сталкер подумал, что, может быть, не всё так в жизни погано? В сознании заблистали радужные перспективы — домучить «Жопу», получить бабки, взять Нику за шкварник, умотать с ней куда подальше и месяцок с комфортом пинать говно, греть задницы где-нибудь в Крыму и вообще — наслаждаться жизнью. Но тут же вернулся мыслями к новобрачным.

— Странно, — пробормотал он, — почему, всё-таки, Сан Саныч никого, кроме студийщиков, на свадьбу не позвал? Стесняется афишировать свою женитьбу на «порнозвезде»? И забегаловку-то выбрал на отшибе, хотя ему и в «Атриуме» по карману было бы справить.

Сначала Сталкер думал, будто Сан Саныч просто не хочет смешивать разнородные компании и растянет торжества на несколько дней. Например, сегодня — в ЗАГСе, потом — в забегаловке с богемой, а завтра, как это нынче модно, — венчание в церкви, и после венчания — банкет с «крутыми», в том же, допустим, «Атриуме». Но выяснилось, что никакого венчания не планируется, и Сан Саныч со Светкой этой же ночью улетают в свадебное путешествие — то ли в Турцию, то ли на Кипр.

— А ему просто некого больше позвать, — внезапно сказала Ника.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился Сталкер.

— Так — чувствую. Он очень одинокий человек.

И сразу же из некой тёмной глубины, словно из замшелой подводной пещеры, барракудой выплыла такая же замшелая, застарелая тоска и хищно осклабилась.

«Единственное, что всех нас объединяет — это общее одиночество. И Сан Саныч, хоть и крутой, того же поля ягода. Вот и на Светке он женится, от одиночества ополоумев».

Сталкер помотал головой, отгоняя наваждение. Тоска-барракуда скрылась под водой, но в глубину не ушла — притаилась у поверхности, в любой миг готовая броситься. Он выкинул чинарик.

— Докуривай, да пойдем, потанцуем. И выпить уже пора.

«Белый лебедь» кончился. Сдох, наверное. Или в суп попал. Взмокший и багровый тамада заплетающимся языком принялся блатовать гостей на участие в каком-то кретиническом конкурсе — не то шарики лопать, не то торт без рук и с завязанными глазами жрать. Из приоткрытой служебной двери выглядывал мутноглазый хмырь — похоже, босс тамады. У всех этих «развлекушников» подход одинаковый: если публика упьётся до поросячьего визга и начнёт по залу паровозиком бегать, сшибая столы — это хорошо. А если визжать и бегать не хотят, сидят и о чём-то друг с другом треплются, значит, тамада, дармоед, их плохо развлекает. Сталкер посочувствовал тамаде — ему уж, бедному, поди, вся эта канитель на двести десять раз остохренела, и думает он лишь о том, как бы поскорее отстреляться и урыться с бутылкой куда-нибудь в подсобку.

— Смываемся, — шепнул Сталкер Нике, — пока нас не заставили плясать вприсядку или кричать петухом.

— Куда смываться-то?

— В андеграунд. То есть, к музыкантам.

И он привычным жестом сцапал со стола бутылку водки.

Реакция музыкантов на гостей с выпивкой была вполне адекватной.

— Вот это вовремя! — потирая руки, обрадовался барабанщик, жизнерадостный бородач с весёлым и нагловатым взглядом. Из опыта прежних кабачно-свадебных халтур Сталкер знал, что в подобных «бандах» барабанщик, как правило — наиболее алкоголизированная личность. Или уже «закодированная». Но в этом «бэнде» «закодированным» оказался клавишник.

— И что, ребята, нормально заколачиваете? — поинтересовался Сталкер.

— На пиво хватает, — ответил вокалист. — А ты — со своей «лейкой»? — он кивнул на фотоаппарат.

— Да тоже — на пиво.

Возник мутноглазый хмырь.

— Парни, не расслабляемся. Тамада заканчивает.

Как Сталкер и предполагал, сдохшего лебедя сменил подержанный Макаревич — «лица стёрты, краски тусклы, то ли люди, то ли куклы…» «Именно!» — согласился с Макаревичем Сталкер, наблюдая, как Дядя Вася отплясывает с матроной, а Студент обихаживает Светкину одноклассницу. Во тьме зашевелилась барракуда. Пока что она не бросалась вырывать клочья мяса, лишь покусывала — так ненавязчиво, почти сладострастно, но Сталкер был уверен — всё ещё впереди. Надейся и жди.

«Ещё бы узнать, какая сволочь нас за нитки дёргает», — подумал он и заглянул в чёрную глубь. Помимо барракуды, там копошилось целое полчище членистоногих монстров. Слышался лязг клешней, перестук роговых панцирей, голодным красноватым светом горели глаза. Глаза, множество жадных, беспощадных глаз, обладатели которых деловито обгладывали чьё-то тело. Сталкер присмотрелся — это был труп Того, Который Против.

«У неё-то, наверное, кунсткамера внутри ещё похлеще», — он покосился на сидевшую рядом Нику. «Интересно, что она видит, когда смотрит в никуда?»

Кто-то сзади хлопнул Сталкера по плечу. Сталкер обернулся — над ним нависал пьяный Федя.

— Тоскуешь, что ли? — спросил он. — Брось! Прорвёмся, на фиг!