Жопочка, или Больной ублюдок

     Проснулся. Первым, на что было обращено внимание – это отсутствие Жопочки и только потом уже, он почувствовал, как за ночь похолодела, все еще мокрая, простыня. Отбросил одеяло. Показалось, что слегка отсырелые ноги испустили еле видимый пар. Он сел на край постели, и ладонями почесал заспанные глаза, зевнул, и энергично почесал затылок. Опять зевнул. Встал на ноги, и замер в послесонном отупении, смотря в одну точку. И вот в сознании, вроде как возобновился процесс генерации мыслей. Жопочка, должно быть моется в душе, подумал он сперва. Хотя никакого шипения точно не слышно. Тогда он предположил, что может быть, она кушает. Но, чтобы в раннее утро… не – на нее не похоже, да и лязга не слыхать. Нужно сходить и проверить.

     Но не успел он повернуться в сторону дверного проема, как боковым зрением наткнулся на что-то непривычное, на то, чего как минимум, вчера, тут еще не было. Он подошел к комоду, и обнаружил на нем сложенный вдвое лист бумаги формата А4 с броской надписью: «Прочти!». Сонливость сняло как рукой. Сама по себе ситуация сигнализировала о нечто ужасном. Стало ясно как никогда: за этим словом «прочти», его ожидает очень неприятное, очень горькое откровение: она ушла, она бросила его. И все, из-за своих дурацких комплексов. Глупенькая Жопочка.

    Всем телом, он ощутил поползновения судорог. Голова завибрировала, точно под тремором, и словно отрицая действительность: «нет-нет-нет-НЕТ». Разум обуяло чувство безысходности, чувство фрустрации, тошноты и дикое желание упасть, провалиться, затрястись и заплакать. И это все притом, что он еще не добрался до содержимого, оставленной ему записки.

     Наверняка имеет место быть, доля вероятности, что там окажется нечто иное, например: «любимый, я ненадолго уехала к маме, прости, что забыла предупредить» или «мой милый, не волнуйся, я зачем-то пошла в ночной магазин и скоро обязательно вернусь».

Он взял себя в руки и взял в руки листок. Открыл.

Началось это все со слов: «Ты – больной ублюдок». Да, прямо вот с этого. Ему явно не померещилось, там, так и написано, его любимым, курсивным почерком Жопочки:  «Ты – больной ублюдок». «…больной ублюдок». Ублюдок.

     Ноги подкосились. Тело, будто длинное пальто, рухнуло на пол, и свернулось эмбрионом. Записка, скатившись по воздуху, легла рядом с ним. Он завыл. Завыл невыносимо мерзко, как разбалованный отпрыск, которому подарили ни того цвета машинку.

– Не надо! Не надо! Не надо! Обними меня, Жопочка. Обними! – рыдал этот несчастный.

      Рука, на ощупь потянулась вверх, и вцепилась в царгу кровати. Некогда «райское гнездышко» как он всегда называл их двуспальную койку, теперь, при невыносимой тряске по ухабистой дороге к нервному срыву, служило ему в качестве поручня.

– Прошу тебя, нет! Прошу! Вернись!… – и продолжалось так минуты четыре.

    Голос охрип до неузнаваемости. Лицо опухло от слез. Он лежал обессиленным, и жадно заглатывал ртом воздух, готовясь к следующему всплеску эмоций. Но, на каком-то моменте, он подсознательно понял, что фраза «больной ублюдок» выжалась на максимум, исстрадалась в полной мере, и потеряла всякую актуальность, и руководствуясь исключительно этими словами, больше не представлялось возможным продолжать самобичевание. Необходимо было пополнить запас информации.

     Не вставая, он поднес к лицу записку, и принялся читать дальше:

«Ты – больной ублюдок. Знаешь, я уже давно об этом догадывалась, но только сегодняшняя ночь, убедила меня во всем, окончательно. Я неоднократно умаляла тебя остановиться, перестать относиться ко мне и всему, что меня касается, как к божеству, но ты конечно же, всегда это игнорировал, ведь твой иллюзорный мирок, который на самом деле чужд любому, здравомыслящему человеку, вынуждал тебя делать обратное. Честное слово, я даже не могу себе представить, каким образом, ты – сентиментально Нечто, вынесешь первые дни пиздастрадания, после моего ухода… А хотя знаешь, я и не хочу этого представлять. Варись пожалуй ты с этим как-нибудь сам. Я долго терпела твое подобострастие ко мне, потому как в большинстве случаев его можно было хоть как-то оправдывать, но твоя последняя выходка… я промолчу. Однако знай, что я больше не намерена жить в постоянных опасениях и ждать, когда тебе там вздумается сожрать мое дерьмо, а потом как в порядке вещей, убеждать меня в том, что ничего вкуснее ты в жизни не пробовал. Так, что иди-ка ты к черту, больной ублюдок. Да-да, ты – больной ублюдок и чтоб ты знал, больной настолько, что мне было страшно сказать тебе об этом в глаза. С этих пор, мне противно находится рядом с тобой, противно видеть тебя и слышать.

P.S

Не вздумай даже искать, звонить мне, и писать моей матери.

Хоть в этот раз побудь человеком и отвали от меня. Ублюдок».

     Он сел, поджал колени, обнял их, и уронив между ними голову, завопил как сумасшедший:

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

КОНЕЦ.