Жора Жирняго

— Отлично! Вы свободны, скажем, с первого октября — и на неделю?

— Я всегда занята и всегда свободна, — сказала Рената, стараясь показать, что на отвлеченные вопросы она дает отвлеченные ответы.

— Тогда я буду признателен, если вы не откажетесь полететь со мной в Шотландию. В качестве переводчицы. Мне надо отснять материал об одном замке — точней, об одном художнике, который в нем жил…

…Пламя свечи делало всю эту сцену не только малореальной, но словно еще контрастней оттеняло „сегодня“ от „завтра“. Сегодня — день такой полнокровный и новый, он готов лопнуть от силы своего счастья, а завтра — он будет еще новее, еще сильней и счастливей! И, в соответствии с этим неизбежным обновлением (как раз в тот момент, когда Рената сидела на сцене своей кухни и, оглушенная, молча кивала), — за кулисой более крупного театра, сценой которому вся планета, — уже стояло, полностью готовое к выходу, новое действующее лицо…»

«Красиво умел, сукин кот, — вяло подумалось Жоре. — Однако сейчас эта лабуда годится еще меньше, чем пару лет назад… Ладно, забыли… Что там я должен сегодня накакать? Тур в стиле экстрим… Джакарта… Щас быстренько накомпилячим… Не, накомпилячим потом… А щас чё-нить вкусненького…»

Он горестно, на манер Ваньки Жукова, вздохнул, но взял себя в руки и, с резвостью брачующегося кузнечика, застрекотал:

«Моллюски, заключенные в раковину, издавна служили пищей… Если вам наскучило каждый вечер проводить в ресторане, предлагаем вашему вниманию… это несколько блюд из улиток…»

Он громко сглотнул слюну: звук был таков, будто вантузом прочистили слив.

— Кстати… Зайка!!.. — позвал Жора жену.

В тот же миг пред очами его предстала супруга — ни дать ни взять, в безмолвности и совершенстве мифологического воплощения.

Жора хотел сказать: «На, выкинь-ка», — о рассказе — и поторопить с обедом: когда Жора брался за кулинарные рецепты, жор разрывал его в клочья — как похоть когтит и мочалит любителей чатов в стиле «хардкорд». Оккупированный мечтой об обеде Жора забыл про рукопись; жена послушно ушла на кухню, а он снова набросился на киборд:

«…несколько блюд из улиток, мидий и устриц, которые… и легки в приготовлении… в саду, на берегу моря… Женщина-Скорпион… следует быть сексуально привлекательной, но не всегда явно вызывающей… на любые интимные темы… поддерживать в хорошей форме ваше тело — возлюбленный-Скорпион любит смотреть на него… всегда оставаться для него загадочной — любопытство разжигает интерес Скорпиона…»

После обеда, состоявшего из жареного барана — целого барана, но одного, без злокозненного гидрокарбонатного гарнира (раздельное питание: трусливое следование рекомендациям Пельменя), Жора направился прямиком к дивану. Здесь опять следовало подчиниться наставлениям эскулапов, т. е. если и завалиться на ложе (что он немедленно сделал), то хотя бы не задавать храповицкого, — а, коли уж задать храповицкого, то хотя бы не с ходу.

Жора, под псевдонимом Тедди-Жердочка ведущий в «Джакузи» колонку «Легкое похудание», недавно как раз сообщил читательницам, что некоторую часть калорий сжигает процесс чтения. Вау! Правильно. Вот прямо сейчас и сожжем.

Глаза, уставшие от монитора, следовало окунуть во что-нибудь целлюлозно-бумажное. Во что бы? Нечто, бывшее когда-то, наверное, прелестным деревцем, мерзко зашуршало под Жориными лядвеями. Пыхтя, матерясь, задыхаясь, он приподнял свой афедрон и, в несколько приемов, вытащил смятую рукопись. Это был все тот же — предназначенный помойке — его рассказец. Снова, с родственной снисходительностью, Жора погрузил свои очи в этот обсевок лирики и коммерции — так и не подогнанный когда-то под прокрустов формат «Полиуритана»:

«…По прибытии в Петрославль четыре года назад, этот человек первое время называл себя „мененджер“. Видно, не расслыхал как следует в своих Нижних Кузьминках, да и какая разница — зато более чем отчетливо он понимал, чего именно хочет в результате. После школы он немного пообтерся в одном из областных центров, где, благодаря быстроте реакций, смазливому экстерьеру и цепкой памяти, какое-то время даже учился на актера. Веди он себя правильно, серые нагловатые глаза, светло-русые волосы, врожденное изящество спортивной фигуры дали бы ему возможность со временем играть героев-любовников — и не только в областном драмтеатре, но, возможно, в кино. Однако пламенная, сродни перверсной, страсть к автомобилям, особенно эксклюзивных марок, толкнула его на их систематический угон. Это было сродни бездумной детской тяги к сладкому: он вел себя, по сути, как пятилетний шалопай, который залезает в буфет, чтобы стянуть оттуда горсть шоколадных конфет, — а после хоть трава не расти, пусть наказывают.

И наказали. Правда, на его удачу, не строго: поскольку он машины угонял не насовсем, а только покататься, и потом их бросал, ему дали год условно — и исключили из института. Вот в этот год он и совершил в некотором роде профессиональную переориентацию.