Жорж

— Да, черт возьми, я не гордый и сумел бы улизнуть; если «Лейстер» пожелает сыграть со мной в кегли в открытом море, он увидит, откажусь ли я, но в порту, под огнем форта — благодарю за любезность. Итак, в последний раз: ты отказываешься?

— Отказываюсь.

— Прощай!

— Прощай!

Молодые люди обнялись в последний раз, Жак направился к отцу, который, ничего не подозревая, спал крепким сном, Жорж вошел в комнату, где его ждал Лайза.

— Ну как? — спросил негр.

— Вот что, — ответил Жорж, — скажи повстанцам, что у них есть вождь.

Негр скрестил руки на груди и, не спросив ничего более, низко поклонился и вышел.

Глава XIX. ЯМСЕ

Как мы уже поведали, скачки были лишь основным представлением второго дня празднества, и, так как они завершились в три часа пополудни, пестрая толпа, расположившаяся на возвышенности, направилась к Зеленой равнине, в то время как элегантные дамы и господа, присутствовавшие на состязании, в экипажах и верхом возвратились домой, с тем чтобы после обеда вновь приехать посмотреть гимнастические упражнения ласкаров, своеобразные танцы, борьбу, сопровождаемую нестройным пением и негритянской музыкой.

То и дело раздавались громкие возгласы негров, предлагавших бананы, тростниковый сахар, простоквашу.

Это представление продолжалось до шести часов вечера, затем началось малое шествие, названное так в отличие от большого шествия следующего дня.

Негры и люди с цветной кожей по природе своей любопытны и всегда рады потолкаться без дела. Они оставались здесь до конца гулянья; затем разошлись в разные стороны, одна группа направилась к Малабарскому лагерю и углубилась в лес, другая пошла вверх по реке.

В это время послышался легкий шум, и показались два негра, ползком направлявшиеся к берегу реки; один полз со стороны батареи Дюма, другой — от Длинной горы. Приблизившись с двух сторон к потоку, они поднялись и обменялись знаками — один три раза хлопнул в ладоши, другой трижды свистнул.

Тогда из чащи леса и укрепленных сооружений, из-за скал, возвышающихся над потоком, из-за манговых деревьев, склоняющихся с берега к морю, вышло множество негров и индийцев, о присутствии которых в этой местности никто не подозревал.

Индийцы разместились вокруг одного из своих предводителей, то был человек с оливковым цветом кожи, говорил он на малайском диалекте.

Негры расположились вокруг другого вождя, тоже негра, он говорил то на мадагаскарском, то на мозамбикском наречии. Один из вождей прохаживался среди собравшихся, громко болтал, декламировал, строил гримасы — то был типичный образец тщеславного человека, низкопробного интригана; звали его Антонио-малаец.

Другой вождь, спокойный, сдержанный, молчаливый, не размахивал руками, не заискивал ни перед кем, но все же привлекал к себе внимание. То был человек могучей силы и разумных поступков — Лайза, Лев Анжуана.

Они-то и являлись руководителями восстания, а окружавшие их десять тысяч метисов были их сподвижниками, единомышленниками.

Антонио заговорил первым:

— Существовал некогда остров, управляемый обезьянами и населенный слонами, львами, тиграми, пантерами и змеями.

Управляемых было в десять раз больше, чем правителей, но правители обладали талантом, павианьей хитростью, позволявшей разобщить обитателей леса, так что слоны ненавидели львов, тигры — пантер, змеи — всех остальных зверей. И получилось так, что, когда слоны поднимали хобот, обезьяны заставляли набрасываться на них змей, пантер, тигров, львов, и, как бы сильны ни были слоны, дело кончалось их поражением. Если поднимали рев львы, обезьяны направляли на них слонов, змей, тигров, так что и львы, какими бы ни были храбрыми, всегда оказывались на цепи. Если оскаливали пасть тигры, обезьяны натравливали на них слонов, львов, змей, пантер, и тигры, как бы они ни были сильны, всегда попадали в клетку. Если бунтовали пантеры, то обезьяны принуждали других зверей укротить пантер, несмотря на всю их ловкость. Наконец, если шипели змеи, обезьянам удавалось усмирить их тем же способом. Хитроумные правители сотни раз, под сурдинку, применяя свою тактику, душили восстания.

Так продолжалось долго, очень долго. Но однажды змея, более смышленая, чем другие звери, стала раздумывать: она знала четыре правила арифметики — ни больше ни меньше, чем любой кассир, и подсчитала, что число обезьян по отношению к другим зверям составляет один к восьми.

Собрав слонов, львов, тигров, пантер и змей на какой-то праздник, змея спросила у них:

«Сколько вас?»

Звери подсчитали и ответили:

«Нас восемьдесят тысяч».

«Правильно, — сказала змея, — теперь подсчитайте ваших укротителей и скажите, сколько их».

Звери подсчитали обезьян и, объявили:

«Их восемь тысяч».

«Так вы же дураки, — сказала змея, — если не уничтожили обезьян, ведь вас восемь против одной».

Звери объединились, уничтожили обезьян и стали хозяевами острова. Лучшие фрукты предназначались теперь им, лучшие поля, дома, обезьяны же стали их рабами, а самок обезьян они сделали своими наложницами… Вам понятно? — спросил Антонио.