Жоржи Амаду. Капитаны песка

      Вернулся Хромой, чтобы обсудить кое-какие детали завтрашней операции. Он хотел было отпустить очередную шуточку и посмеивался, предвкушая, как разозлится этот святоша. Но, увидев простертые к небу руки, отрешенный взгляд, восторженное выражение лица (Фитиль словно светился счастьем), Хромой замер, язвительная ухмылка сбежала с губ, он следил за Фитилем почти со страхом, охваченный каким-то странным чувством, в котором были и зависть и отчаяние. Хромой смотрел, как зачарованный. Фитиль не двигался, только губы слегка шевелились. Хромой привык насмехаться над Фитилем, как и над всеми остальными ребятами: даже над Профессором, которого любил, даже над Педро Пулей, которого уважал. У новичка, попавшего к капитанам, сразу складывалось о нем самое нелестное мнение, потому что Хромой тут же награждал его прозвищем, высмеивая какую-нибудь фразу или жест. Он издевался надо всем на свете, часто лез в драку. Многие считали его очень жестоким. Однажды он долго мучил забравшуюся в склад кошку. В другой раз ударил ножом официанта только за то, что тот не хотел отдавать жареную курицу. Когда на ноге у него образовался нарыв, он хладнокровно разрезал его перочинным ножом и выдавил на виду у всех. Многие не любили его, но те, кому удалось преодолеть неприязнь и подружится с Хромым, говорили, что он неплохой парень. Просто он острее других переживал их общее сиротство и загонял эту боль в глубину своего сердца. Эти шуточки, громкий смех были его спасением - так он пытался убежать от своей тоски. Сейчас Хромой, затаив дыхание, наблюдал за Фитилем, поглощенным молитвой. На лице молящегося застыло какое-то странное выражение, вначале Хромой подумал, что это счастье или радость. Но, поразмыслив, решил, что это иное, неведомое ему чувство, название которому он вряд ли сможет подобрать. У него самого никогда не возникало потребности помолиться, обратится к богу, о котором часто рассказывал приходивший к ним падре Жозе Педро. Возможно, потому, что не нужно ему вечное блаженство на небесах. Он хотел счастья, хотел радости в этой жизни, на земле. Хотел убежать от горя, от душившей их нищеты. Правда, у капитанов была безграничная свобода уличных мальчишек. Зато никто никогда не погладил их по голове, не сказал доброго слова. Фитиль искал счастья на небе, в иконах, увядших цветах, которые он приносит Богородице, как романтический влюбленный - своей невесте. Но Хромой не понимал, как можно довольствоваться этой жалкой заменой. Он хотел - и немедленно - чего-то, что сделало бы его счастливым, освободило от необходимости смеяться над всем и вся, спасло от тоски, от непрошеных слез дождливыми зимними ночами. Но того, в чем находит утешение Фитиль, ему не нужно. Ему хотелось радости, хотелось, чтобы кто-нибудь погладил его по голове, заставил своей любовью забыть увечье и долгие годы (может быть, это были всего лишь месяцы или недели, но Хромому они казались годами), когда он скитался в одиночестве по улицам города. Его толкали прохожие, гнали дворники, били старшие мальчишки.

      У него никогда не было семьи. Раньше он жил в доме булочника, которого называл "крестный", и который часто его бил. Хромой убежал оттуда, как только понял, что бегство - это свобода. Он голодал, однажды попал в тюрьму. Он мечтал о ласке, о том, чтобы кто-то нежно провел рукой по его лицу и прогнал прочь воспоминания о той ночи в тюрьме, когда пьяные солдаты заставляли его, хромого, бегать по камере, подгоняя длинными резиновыми дубинками. Раны на спине затянулись, но боль в душе жива до сих пор. Он бегал тогда по камере, как затравленный собаками зверь. Больная нога отнималась, и дубинка гуляла по его спине всякий раз, когда он падал от усталости. Сначала он горько плакал, но потом, неизвестно почему, слезы высохли. Наступил момент, когда силы оставили его, он повалился на пол, истекая кровью... И по сей день он не может забыть, как веселились солдаты, и как смеялся тот человек в сером жилете с дорогой сигарой в зубах.