Жозеф Бальзамо. Том 1

В середине дня Руссо провел у тюфяка, на котором лежал его ученик, те часы, что обычно он тратил на разборку своих любимых ботанических коллекций; молодой человек, уже несколько пришедший в себя, тихим и, можно сказать, потухшим голосом поведал ему подробности катастрофы.

Однако Жильбер не выдал причину, заставившую его пойти на фейерверк; на площадь Людовика XV, сказал он, его привело простое любопытство.

Руссо не мог усомниться в словах юноши: чтобы узнать правду, ему нужно было быть по меньшей мере волшебником.

Поэтому он ничуть не удивился объяснению Жильбера, ограничился уже заданными вопросами и только порекомендовал не вставать. Не расспрашивал Руссо и о клочке ткани, который он видел в руке Жильбера и который взял Филипп.

Тем не менее этот разговор, в котором оба собеседника очень близко подходили и к подлинному интересу, и к достоверности, и к правде, был им ничуть не затруднителен и всецело захватил их, но вдруг на площадке послышались шаги Терезы.

— Жак! — позвала она. — Жак!

— В чем дело?

— Наверное, какой-нибудь принц явился с визитом, но теперь уже ко мне, — слабо усмехнувшись, промолвил Жильбер.

— Жак! — снова крикнула Тереза, продвигаясь к двери.

— Слышу! Слышу! Что нужно?

Тереза вошла.

— У нас господин де Жюсьё, — сообщила она. — Узнав, что вы были ночью на площади, он пришел узнать, не ранены ли вы.

— Ах, добряк Жюсьё! — промолвил Руссо. — Прекрасный человек, как все, кто по душевной склонности или необходимости близок к природе, источнику всего благого! Лежите, Жильбер, и не вставайте, я скоро вернусь.

— Да, благодарю вас, — ответил молодой человек.

Руссо ушел.

Едва он ступил за дверь, Жильбер с трудом поднялся и дотащился до слухового окна, из которого открывался вид на окошко Андреа.

Обессилевшему и почти ничего не соображающему юноше потребовалось много труда, чтобы вскарабкаться на табурет, поднять раму слухового окошка и ухватиться за край крыши. Тем не менее это ему удалось, но в глазах у него тут же потемнело, рука задрожала, на губах показалась кровь, и он, как мешок, свалился на пол.

В этот миг дверь на чердак отворилась, и вошел Жан Жак Руссо, правда пропустив вперед г-на де Жюсьё, которому он вообще оказывал всевозможные знаки внимания.

— Осторожней, сударь, наклонитесь… тут ступенька… — предупредил Руссо. — Что поделать! Мы вступаем не во дворец.

— Благодарю вас, я вижу и не оступлюсь, — отвечал ботаник.

— Дорогой Жильбер, посмотрите, кто пришел вас навестить, — сказал Руссо, обращая взгляд на кровать. — Господи, где же он? Несчастный, он все-таки встал!

Увидев поднятую раму, Руссо принялся по-отечески выговаривать юноше.

Жильбер с трудом поднялся и еле слышно пробормотал:

— Мне нужно было дохнуть свежим воздухом.

На землистом лице Жильбера было написано такое страдание, что даже неловко было на него ворчать.

— Действительно, — заметил г-н Жюсьё, — здесь ужасно душно. Ну-ка дайте-ка, молодой человек, мне ваш пульс. Я ведь еще и врач.

— И получше многих, — заметил Руссо. — Вы ведь столь превосходный целитель души, как и тела.

— Слишком большая честь для меня, — пробормотал слабым голосом Жильбер, пытаясь укрыться от глаз посетителей на своем убогом ложе.

— Господин де Жюсьё захотел вас посмотреть, и я принял его предложение, — объяснил Руссо. — Итак, дорогой доктор, что вы скажете о его грудной клетке?

Опытный анатом прощупал кости, внимательно выслушал Жильбера.

— С легкими все в порядке, — сказал он. — Но скажите, чьи объятия сжали нас с такой силой?

— Увы, сударь, объятия смерти, — ответил Жильбер.

Руссо с удивлением воззрился на молодого человека.

— Вас помяли, мой мальчик, и изрядно, но укрепляющие средства, свежий воздух, отдых — и все пройдет.

— Отдых… Нет, это невозможно, — заявил Жильбер, глядя на Руссо.

— Что он хочет этим сказать? — спросил г-н де Жюсьё.

— Жильбер — убежденный труженик, сударь, — пояснил Руссо.

— Это прекрасно, но эти несколько дней можно и не работать.

— Я должен есть, — сказал Жильбер. — Есть нужно каждый день, и, значит, каждый день нужно работать.

— Вы нас не объедите, а отвары стоят недорого.

— Как бы дешево они ни стоили, я не приму милостыни, сударь, — объявил Жильбер.

— Вы сошли с ума и берете через край, — вспылил Руссо. — Я вам говорю: вы будете исполнять предписания господина де Жюсьё и, хотите того или не хотите, он будет вашим врачом. Представляете, — обратился он к г-ну де Жюсьё, — он умолял меня не звать врача.

— Почему?

— Потому что мне это будет стоить денег, а он горд.

— Ну, как бы ни были вы горды, — заметил г-н Жюсьё, с неподдельным интересом следивший за живым, выразительным лицом Жильбера, — всему, даже гордости, существуют разумные пределы… Вы полагаете, что способны работать, после того как упали, пытаясь дотянуться до слухового окна?

— Вы правы, — пробормотал Жильбер, — я ослаб, я это знаю.

— Вот видите! Так что отдохните — и главное, душой. Вы в гостях у человека, которого слушаются все, кроме его гостя.

Руссо, осчастливленный столь тонким комплиментом вельможи, схватил его руку и благодарно пожал.